Потребителски вход

Запомни ме | Регистрация
Постинг
15.10.2012 20:09 - Набезите на верското мракобесие
Автор: ivoberov Категория: Политика   
Прочетен: 44228 Коментари: 36 Гласове:
17

Последна промяна: 15.10.2012 20:11

Постингът е бил сред най-популярни в категория в Blog.bg Постингът е бил сред най-популярни в Blog.bg
Встъпление : Оказа се, че по-дългите писания все пак намират читатели, така че няма смисъл да ги съкращавам. Още повече когато те са предназначени повече за сподвижници, нежели за пазара с неговите широките простонародни маси. Извинявам се за грешките. Те не са правописни, а бързописни. В края на краищата след толкова писане и четене човек възприема само началото и края на думите, без да внимава да вътрешната им подредба. Край на встъплението.  Вие можете ли да повярвате в това, че сборът от квадратите на катетите е равен на квадрата на хипотенузата. Ами няма какво да вярвате, това не е въпрос на вяра, а на изчисления. Но можете да повярвате в друго. Можете да повярвате в това, че сборът от квадратите на катетите не е равен на квадрата на хипотенузата, а на светлинните години, които трябва да изминат зелените човечета от мъглявината zsp 64-69 до мъглявината от съзвездието Рак умножено по броя на перата в короната на жреца Гълолп от планетата Англолп. Ако поддържате това твърдение вие не само имате право да вярвате в него. Трябва да вярвате. Длъжни сте. Защото нямате никаква възможност да го докажете. Вярата в зелените човечета не се поддава на изчисления. Нито пък вярата, че мъглявината ZSP 64 -69 въобще съществува. Може да съществува, а може и не. Може и аз да съм си я измислил тази мъглявина. А може да съм си я измислил и все пак да си съществува. А може и все пак да не. Въпрос на вяра, не на разум. Вярвам, защото е абсурдно. Вярвам, защото е невероятно. Знаете ли кой е казал това ? Не, това не го е някой гадняр, решил да се подиграва с хорската вяра. Казал го е един от най-големите християнски богослови и мислители. Всъщност първият християнски богослов и мислител – Тертулиан. Казал го е през втори век след Христа, тогава, когато разумът и вярата са започнали да си съперничат. Можете ли да се подиграете с моята вяра, че зелените човечета скитосват между мъглявината Зетеспе, която може би съществува, а може би не и мъглявината на съзвездие Рак, която май наистина съществува. Ами можете, що не. Дори е препоръчително да ми се подиграете. Заради самия мен. Заради собствения ми здрав разум. А можете ли да се подиграете на твърдението, че сборът от квадратите на катетите е равен на квадрата на хипотенузата ? Можете, защо не. Само че не е препоръчително. Заради самите вас. Заради вашия си здрав разум. Никой досега, вече повече от две хиляди и нещо години не се е подиграл на Питагор за теоремата му. А дори да би му се подиграл някой, то Питагор нямаше да се обиди. Би повдигнал рамене. Или би рекъл : „Отмести се, затуляш ми слънцето...” Можете ли да се подиграете с твърдението, че обемът на пирамидата е равен на лицето на основата по височината й, делено на три. Можете. Ако не ви пука, че ще изглеждате малко тъпанарски. Тоест доста тъпанарски. А можете ли да се подиграете с вярата, че ножчетата сложени в една пирамида не се изхабяват ? Ами можете, разбира се. Дори е препоръчително да се подиграете с подобна вяра. Заради тоя дето си оставя там ножчетата на съхранение. Да не се одере при бръснене. Сега едно твърдение, което, най-вероятно ще ви смути. И сигурно няма да се съгласите с него. Но бихте могли да помислите върху него, ако желаете. И ако можете. Вярата е нещо, което търпи подигравка. Нещо повече. Вярата заслужава подигравки.  Нещо повече. Вярата е едно от нещата, които най-вече заслужават подигравки. Едно особено твърдение скитосва напоследък из Електронната мрежа. И въобще по разните му обществени мегдани. Твърдението изглежда обосновано и смислено. Не е, обаче. Нито е обосновано, нито е смислено. По-скоро е необосновано, безсмислено, че и глуповато дори. Ето го : „ Човек не бива да се подиграва с вярата на милиони хора „ А защо не бива да се подиграва ? „Ами защото са милиони” – е наглед естественият отговор. Не милиони, милиарди хора са вярвали, че земята се крепи на три кита. Защо на три, а не на четири, нито един от милиардите вярващи не уточнява. Ако ги попиташ тия милиарди фенове на трите кита на какво се крепят техните млекопитаещи крепители, те вероятно биха отвърнали : „ ами на океаните се крепят”. Ако ги попиташ на какво се крепят океаните, най-вероятно ще отвърнат „ ами на земята се крепят”. И тук обясненията свършват. Започва вярата.  И ако се подиграеш на вярата им в трите кита те най-вероятно ще те пребият. А не би трябвало. Би трябвало да поразмислят   Не милиони, а милиарди хора са вярвали, че земята е неподвижна. И дори са измислили съответното доказателство – нали ако се въртеше, щеше да се преобръща нощя и хората щяха да падат из вселенските бездни, нали не могат ходи с главата надолу. Имал ли някой право да се подиграва с вярата на милиарди хора, че земята е плоска и че не се върти ? Ами няколко души –единици са си въобразили, че имат това право. И са били изгорени живи. Като преди това езиците им са били изтръгвани с нажежени клещи за да не говорят глупости и да не се подиграват с вярата на милиарди вярващи. Ами стотиците милиони, а може би и милиарди, които с вярвали, че другарят им Сталин, вождът и учителят на всички народи ще донесе мир и щастие на цялото съвкупно човечество ? Бива ли да се подиграва човек на тяхната вяра ? Или пък е по-добре да бъде уважавана вярата в Сталин, защото е вяра на стотици милиони ? Ами вярата на милиардите в Мао ? Ами вярата в  Ким Ир Сен и Ким Чен Ир? И тя ли не подлежи на съмнения и подигравки ? А вярата във фашизма като спасител на човечеството от евреите кръвопийци и убийци на деца?  Бива ли де й се противопоставяме ? Или е по-добре да я уважаваме, защото са я споделяли милиони ? А може би и сега я споделят. Милиарди хора на земята, примерно 99, 999 процента от всичкото й природонаселение много силно вярват, че са по-умни отколкото всъщност са. 1, 111111111 процента пък вярват, че са по-глупави, отколкото са. На кои би трябвало да се подиграваме ? Май на всички. Ама на тези с 99, 999 – те процента – особено. Ще си позволя още едно изненадващо твърдение : Мнозинството винаги греши. И колкото по-голямо е мнозинството, толкова по-голяма е грешката му. И колкото е по-голяма грешката му, толкова повече то държи на тази своя грешка. Толкова по-безумно, по-сляпо и по-жестоко я защитава. С цената на всичко. На човешкият живот най-вече. Но не своя. На чуждия. С живота на хората прозрели грешката. На онези, които се подиграват с нея.  „Земята била кръгла, а не плоска а ! Въртяла се, не стояла на едно място, а ! И не била център на вселената, а ! Имало много богове, а ! Не бил само ля аллах е иля аллах вер Мохамеду расул уллах, а ! Не бил само Христос, а! Признаваш само Бог-Отец, а и не Христос, а !...”  Този се подиграва с вярата на милиони и милиарди ! Да му се отреже езика. А също главата, крайниците, началниците и всичко, което може да му се отреже. Да се изгори жив, след това да се удави, а праха му се разпръсне над всички океани. Проклет да е, анатема. Да се зарови до шия в земята и да се претрепе с камъни.  А дали някой се е замислял върху въпроса защо държавите в Европа и нейните производни в Америка, Канада и Австралия са сполучливи. Защо саразвити и успешни. Какво ги отличава от другите. От другите – кретащите, изоставащите, недоразвитите и несполучилите. Какво имат в повече ? Имат края на 17 и 18 век, например. Векът на  разума и на просвещението. Това другите народи и държави по света го нямат и не са го имали. Иначе вяра е имало и има у всекиго.  В дивите и варварски племена също. Иначе нравственост също има у всекиго. Наспроти вярата.  Добро е да се избият едно десет хиляди души, защото ние вярваме в Кетцалкоатъл, в дневното Слънце – Ягуар, което е много жадно и мигомси ще угасне, ако не изпие кръвта на десет хиляди сърца – такава е нашата вяра, вярата на милиони, смееш ли да роптаеш, смееш ли да й се подиграеш, ами ти значи искаш да угасне слънцето, нечуван злодей тъкъв. Добро е да се жениш за деветгодишни деца, добро е да се съвкупляваш с малолетни момченца , добро е да се отнасяш към жените като към животни, такава е нашата вяра, вярата на милиарди, смееш ли да възроптаеш, смееш ли да й се подиграеш, ами тогава ти си злодей, империалист, експлоататор, гяур, евреин, американец и майцепродавец. Та какво имаха европейците и техните производни в повече. Онова, което другите нямат ? Какво е онова, което ги прави по-развити и по-богати ? Краят на седемнайсети и целият осемнайсети век. Векове на разума, на светлината и просвещението . Векът на Джон Лок, Монтескьо, Волтер, Бенжамин Франклин, Русо, Дидро, Д"Аламбер, Адам Смит, Емануел Кант, Бомарше, Томас Джеферсън.  Векове на познанието и на съпротивата срещу произвола на църквата, на властниците, на държавата и на велможите. Съпротива срещу тиранията, суеверието и невежеството.   Нищо подобно не е имало по онова време в останалия свят. И не само по онова време, но и преди него. И след него също. Възраждане – тоест ново раждане на старата гръко-римска култура, с представата, че човекът е висша ценност – герой и богоборец с трогателния си, при все че обречен стремеж да бъде повелител на собствената си съдба. Възникването на хиляди градове, на нови граждански и обществени отношения, последвано от великите географски открития, после пък нови, неочаквани и поразителни, този път научни открития, реформация, църковно-религиозни преобразувания, разцвет на изкуството – живопис, музика, поезия, проза – барок, класицизъм, романтизъм, накрая индустриализация, нови обществени отношения, нови научни открития, демокрация, нов обществен договор, права на човека – всичко това го има единствено и само в Европа. Другаде тези неща не са едно непрекъснато възходящо развитие, а само наченки, безредни пориви, временни изблици и случайни прозрения. Та това е то. То. То, което се назовава с иначе изтърканите думи цивилизация и култура.  „То” са човешки достижения за които е било воювано векове в буквалния и в преносния смисъл на думата. „То” са прозрения и открития, заплатени с кръв, смърт и ужаси.  И това са не само европейски достижения. Това са достижения на човешкия род, защото целият човешки род се ползва от тях. Това са достижения на вселената, защото засега няма доказателства, че нещо друго, освен човешкият род е в състояния да я осмисля, пресъздава и променя. /Изключваме вероятните бактерии на Марс/  И от тези достижения не бива да се отстъпва. Не бива да се отстъпва от разума и светлината само защото един, два, или три милиарда души са повярвали в някаква глупост. Или пък в нещо, което може би не е глупост, но няма как да бъде доказано, че не е. Не бива да се отстъпва от тези достижения на човешкия род само защото един или двама откаченяци са готови в името на своята вярва да жертват по-скоро чуждия, нежели собствения си, не особено ценЕн от самите тях живот.     Цивилизационни и културни достижения. Те са много и все пак недостатъчно. Развитието няма граници. Лошото е че това развитие може да се извърти и да тръгна в обратната посока. Ако не бъдат отстоявани поне основните му завоевания.  Нека си припомним или споменем три-четири от тях поне.    -  Властта не е дадена от Бога. Дават я хората. И ако властта се обърне в произвол, хората имат право да я капичнат /Джон Лок/.  -  Никога, при никакви обстоятелства вярата не бива да се овластява. Не бива да й се дава власт. Защото е прекалено голяма вероятността заедно с вярата да бъде овластена някоя по-скоро гибелна, нежели обикновена глупост. Нека вярват в Христос хората, това е тяхно право. Само не давайте власт на вярващите като вярващи. В тази им същност. Ще започнат да потискат, измъчват и убиват в Негово име – знае се, доказано е. Нека си вярват в Сталин, или Хитлер, или Ленин щом са им такива чивиите, но нека човечеството не дава власт на вярата им. Нито правото да я разпространяват дотам необезпокоявано, че да заспи разума. Заспалият разум ражда чудовища – доказано е. Нека научат Божията воля в свещените книги, но нека не правят от тази воля закон – тя е повече тълкувание на свещеници, нежели изначална правда. Шериата не бива да се превръща в наказателен кодекс, защото е пълно с тъпунгери, които ще започнат да се женят за малки момичета и да ги изнасилват съвсем законно. И да избиват неверници също. Библията не бива да се превръща в Наказателен кодекс, защото е пълно с тъпунгери, които тутакси ще започнат да си къртят зъбите и да си вадят очите. Човекът е много повече от своята вяра и подигравката с тази вяра не означава подигравка с неговото достойнство. ... / Ще си позволя да споделя и нещо лично. Аз пък вярвам в доброто. Вярвам, че има смисъл от Бог и вярата в бог само ако Богг е добър. Ако е Бог на доброто и любовта. Иначе – ако е бог, който подтиква към избиване на неверници, или към женитба с малолетни, или към отношение към жените като към животни, или пък ако праща неженените любовници в ада, тогава имам право да ги отричам. Тоя бог де. Защото е бога на омразата и глупостта. И да се подигравам с ония милиони, милиарди и билиони тъпунгери, които вярват в него също имам право. Да правя филмчета и да пиша писания срещу подобна вяра също имам право.Това мое право е достижение европейско и общочовешко. Достижение на цялото ни цивилизационно развитие.  Като разбира се, приемам и се примирявам с правото на другите да се подиграват с вярата ми в доброто. Както и голямата вероятност те, другите да се окажат напълно прави в подигравките си/  Усърдните зелоти и блюстители на вярата дори не са истински вярващи. Тяхната вяра е суеверие. Те са по-скоро хора с незадоволени ищаси, скритни безпокойства, срамни тайни и разстроени души, нежели наистина вярващи. Тяхната вяра не е стремеж към доброта, тя не е любов, а несполучлив, понеже неосъзнат стремеж към лекуване на едно болно съзнание.   Отдолу, под това съзнание болните хора подозират вярата си в измама. Искат да заглушат съмнението си и затова им се ще да въвлекат и други в това, което те наричат вяра . Като доказателство, че не са сгрешили. Защото нали, как може да грешат милиони и милиарди. А пък цялото човечество – съвсем никак не може да сгреши. Затова вярата трябва да е всеобхватна. Та човечеството така и да си погине – праведно, правилно, несгрешило и несъгрешило. Добрият вярващ не натрапва вярата си. Скромно я споделя – толкоз. Не насилва другите да я приемат. Не убива и не забранява заради нея.  Истинският християнин няма да се ядоса на онзи, който се подиграе с Христос. Няма да иска да убива и да си отмъщава. Няма да иска възмездие. Няма да иска съд и присъди. Истинският християнин ще направи друго. Ще съжали ближния си, който не вярва. Това ще направи истинският християнин. Толкова е просто. Защо ли не се разбира? Толкова малко ли са истинските вярващи ? Ами толкова са. Малко. И според Писанията са толкова. Само 40 000 измежду милиони и милиарди – пише в Откровението. Оня ирански министър обяви, че е готов веднага да застреля хората, подиграли се с пророка му в едно филмче. Преди години друг път един аятоллах обяви, че ще даде един милион долара на човека, който убие поета Салман Ружди. Сигурно в очите на стотици хиляди мюсюлмани такива и подобните им мязат на истински вярващи, че дори на патриоти и родолюбци. Вероятно такова е мнението за тях и на някои християни. Нищо подобно, обаче. Това са просто варвари. В най-добрия случай. Или пък болни хора. В най-лошия. Или обратното – варвари в лошия и болни хора в най- добрия. Или пък и двете – в най-вероятния. А тяхната болест в никакъв случай не е тяхна си грижа и тяхна си работа. Защото болестта им е заразна. Християнският свят, който е прекарал тази болест още през своето средновековие е открил срещу нея лек. Ваксина, имунитет.  И е добре да се възползва от откритията си. Като не забравя, че лекът срещу мюсюлманското мракобесие не е християнското мракобесие. Лекът срещу безумиците на един аятоллах не са изцепките на митрополит Николай, нито пък православните казашки орди. ... Мюсюлманите си имат един голям дерт. Грижа. Проблем.Тоест не един, а два. Даже много дертове от едно и също естество.  Че смятат своята вяра за най-вярна, а другите вери дори не за по-малко верни, а направо за грешни – това е разбираемо, това се понася – това правят всичките почти религии по света, или поне основните – юдеизъм, християнство, мюсюлманство / при будизма е различно/ Това, че мюсюлманите се смятат за по-достойни, по-чисти, по-истински, по-правдиви и по-възвишени от неверниците гяури също е разбираемо, хората по начало, каквито и да са, имат склонността да се смятат за нещо повече от другите хора, които и да са другите.  Мюсюлманите обаче се сблъскват с едно жестоко, обидно и унизително противоречие. Те са по-добри, по-възвишени, по-правдиви, по-истински, по-нравствени, по-достойни и по-чисти от гяурите, а пък гяурите могат, знаят и правят повече от тях, променят се, развиват се и властват навсякъде и във всичко. Коли, самолети, влакове, кораби, хладилници, телевизори, филми, компютри, айподи, айсидита, джиесеми, книги, картини, лекарства, танкове, здравеопазване, спътници, ускорители на елементарни частици, всичко е гяурско. Гяурите ходят по луната, пращат си джаджите чак до Марс, а пък достойните правоверни ходят от дюня на дюня и от оазис до оазис с камили, както са го правили преди две хиляди години. Пътищата не достигат щото .  Вярно, че някои от тях го се возят на ленд ровъри или на вертолети, но и лендровърите и вертолетите им са пак гяурска направа – повечето мюсюлмански страни, ако не и всички / с изключениеТурция /нямат съвременно производство. Тяхното производство, както и повечето им други неща са замрели в занаятчийското средновековие – вижте им пазарите с килимите, паниците, лъжиците, ятаганите, наргилетата и останалите джунджурии . Всичко съвременно, което имат, те го имат благодарение на петрола, само че и петролът не е тяхно достижение, той също е гяурско откритие. Петролът има смисъл само ако съществуват самолети и коли, затова ако не бяха гяурите – неверници, черното злато нямаше да е черно злато, а черни смърдящи локви, които обезценяват дори такова малоценно нещо като пустинята. Така че превъзходството на лошите, лицемерни, продажни и порочни „гяури” е направо смазващо. Как да се преодолее това противоречие. Как да се примири човек с тази неправда. Как да я превъзмогне ?  Това противоречие, освен лично измерение, почувствано най-болезнено от мамините синчета, изпоучили се в западни университети и драговолно превърнали се във верски мъченици- убийци / и бургаският атентатор от същото тесто / има и чисто политически, властови и държавнически измерения. Как властниците на една правоверна държава, която послушно спазва законите на Единствения си Господ, като покрива жените с три пласта обвивки и замрежва очите им, като позволява на мъжете да се женят за деветгодишни деца /пожелателно без да се сношават с тях, ама пожелателно/ и  като пребива с камъни неверните съпруги, та как властниците на една толкова благородна, справедлива и нравствено-извисена държава биха могли да обяснят нейната стопанска изостаналост, бедността и немотията на населението й ? С некадърното управление ? – Невъзможно. С гнева божии ? – Не става като обяснение, хората там са толкова ревностни във вярата си, че Аллах няма за какво да им се гневи. С недоглеждане от страна на всевишния, с „ попущением божием” ?. - Би било светотатство. Тогава ? Има все пак обяснение. То е жалко и несръчно, то е отчайващо първично, то е неубедително до невъзможност почти, то е направо тъпо. И може би тъкмо затова хваща дикиш. Виновни са Съединените Американски Щати, защото са екпслоататори и агресори. Виновни са също Израел и световното еврейство. Виновни са неверниците - гяури. Ето ги враговете, ето ти го обяснението на всички тия противоречия. И след подобни прозрения вече е лесно да се намери решението. Джихад.    Е, може наистина да се тръгне по пътя на обществените преобразувания. Така както са го правили „гяурите” в течение на векове. Така както правят турците, например. С опита - все още не докрай сполучлив и все още обратим да направят държавата си светска. Може да се тръгне и по пътя на стопанския напредък и производството. Така, както правят китайците, например. Могат изостаналите мюсюлмански държави да се опитат да възприемат европейските и световни достижения и да достигнат развития демократичен свят. Само че за това се иска усилие. Много усилия даже. Напън. Работа. Много работа. Иска се мислене. Зор. Много зор даже. Себеотрицание. Разум. Много разум, а не вяра. Къде по-лесно е да седиш около петролния извор, да съзерцаваш Корана и да кълнеш САЩ, евреите и неверниците. Или пък да отидеш да живееш в техните страни като се възползваш наготово от богатствата и достиженията им. Без да приемеш техния начин на живот и без да спазваш техните закони. Защото ти си праведен, а те - богатите, са нечестиви. И тук се получава нещо причудливо и безсмислено. В името на своите достижения европейците са готови да отстъпят от своите достижения. Проявяват разбиране към неразбирането и търпимост към нетърпимостта. Да приемеш нетърпимостта в името на търпимостта е може би е връх на европейското, разбирай човешкото и цивилизационно поведение. И връх на християнската изява – нали подлагаш и другата буза. След тези върхове обаче, започва спускането надолу към варварството и глупостта. Впрочем тия върхове май са си вече там. При глупостта и варварството. При всички случаи при глупостта, ако не при варварството.   Ама много, много бъркат тия, дето си мислят, че търпимостта, разбирането, отстъпките и въображаемата гузност на ония които са богати защото работят, трябва по някакъв начин да овъзмездят въображаемите добродетели на ония, които  предпочитат да съзерцават корана около петролните си извори, защото така е по-гот. Още повече бъркат онези, които си въобразяват, че търпимостта, благородството и отстъпките на развития свят ще тласнат другия – варварския и  първичния към развитие /ау, какъв ужас, ние, развитите не бива да говорим така, не бива да назоваваме нещата с истинските им имена/. …. Тъкмо обратното. Отстъпките на развития свят ще бъдат изтълкувани като слабост. Като доказателство, че развитият свят въобще не е развит, а слабее и се разлага, защото е порочен, докато първичният побеждава, защото е нравствен и защото вярва. Какво ще направят мюсюлманите когато им бъде позволено /ако им бъде позволено/ да си имат особени помещение за молитви в училищата, университетите и на работните си места. Или пък ако им бъде позволено да изпращат жените и девойките си в светските училище покрити с чаршафи. Дали ще си рекат „ Брей в каква демократична държава сме попаднали, колко са благородни гражданите й, какво търпимост проявяват, добре е да бъдем като тях” Не, разбира се. Друго ще си рекат : „ Аллах акбар – ето какво ще си рекат – пак надвихме гяурите „  И ще започнат да се готвят за нови победи над неверниците. Отстъпките няма да спрат терористичните атентати, тъкмо обратното. Защото причината за тези атентати не е верската нетърпимост на развития демократичен свят. Нито пък агресивната политика на САЩ, Израел, световното еврейство и световния капитализъм. Защитата на човешките достижения /европейските, цивилизационните/ трябва да следва две - три простички и проверени правила. -         Никакви отстъпки пред варварството. Без разбира се, на едно религиозно мракобесие да се противопоставя друго – нашенско си. Нито пък като едно се заменя едното с другото. -         Да се оказва всякаква помощ и подкрепа за онези които се стремят да достигнат развития демократичен свят и да се присъединят към него Това всъщност са стари, познати неща, „доктрината Труман”. Това са ясни, разбираеми, разумни и смислени правила. И не са толкова много. Две или три са. Чудно е защо развитият свят толкова трудно ги следва и толкова лесно се отмята от тях. Може би тъкмо защото са ясни, разбираеми, разумни и смислени.
 /Отпечатано първо в
www.ivremena.com   Иво Беров



Гласувай:
18



1. evrazol - Стойностното в текста приключва с Питагор
15.10.2012 22:51
Вярата за която говориш не е база на международните отношения. Тя е просто средство за мотивация на съответно подвластните простаци. Политиката я правят едни мъже с разум и ясно формулирани интереси, с предварително избрана стратегия и тактика.
Правилно си отбелязал - вярата е знанието на скудоумните. Но тя може да бъде и моралът на гениите.
Нали този текст не претендира за непоклатимата доказателдствена сила на питагоровата теорема. Той е по-скоро религиозен трактат защото автора вярва в своята представа за религията на другите. Вярва, че тя почива на няколко кита.

Виж с твърдението, че колкото са повече споделящите дадено мнение, толкова по-грешно е мнението съм напълно съгласен. Но по проста математическа причина: 99% се смятат за по-умни отколкото са - следователно с увеличаването на бройката намалява истинността. Ако го отнесем към религиите - колкото повече са последователите - толкова по опорочени са религиозните практики. Но то е въпрос на процентното разпределение на интелект, а не на правилността на възгледите.

А властта наистина е дадена от Бога. Защото /в твой стил/ се постига с чалъм. Най-чалъмлията не е израснал като гъба с последния дъжд. Най-чалъмлията има Божи дар да балансира и координира най много от взаимно изключващите се претенции на множеството. Колкото по-тъпо е множеството, толкова по-малко Божи дар е достатъчен за да станеш най-чалъмлия. Да насаждаш религия, като нямаш какво друго, или криза, като нямаш какво друго, или най-обикновена демагогия, национализъм, социализъм и култура и прогрес дори.
От великите геогравски открития до днес, по добър ли стана живота на бакалина, земеделеца и учения с гениалните изобретения? М? Колко струва цивилизационния ни напредък тогава за масовия потребител? И какво му остава на масовия потребител за потребление, освен охулената от тебе вяра - доколкото я може тая вяра?
Ако вместо в бизнес цивилизацията бе инвестирала в изкореняване на човешкия егоизъм, дали щеше да съществува повода за тази статия
цитирай
2. анонимен - Политика, икономика и религия 1
16.10.2012 11:27
Наистина съвсем не е така, че мнозинството винаги е право. Напротив, както казва руският правозащитиник Сергей Ковальов – „Народ часто и трагически ошибается - Народът често и трагично греши”. Принципът на мнозинство в политиката просто е една конвенционална процедура, за да се даде възможност на демократичните институции да функционират. Хипотетично демократичните институции биха могли да функционират и на принципа на малцинството, но все пак би било странно да се стремиш да си в малцинство, за да се наложи и приеме твоята позиция.

Истината в науката също не се постига с мнозинство. Големите научни пробиви обикновено са дело да отделни учени или малки колективи, дръзнали да се противопоставят на ортодоксалните схващания или господстващата „парадигма” или „дисциплинарна матрица” според терминологията на влиятелния американски философ на науката Томас Кун.

„Защо държавите в Европа и нейните производни в Америка, Канада и Австралия са сполучливи?” Това е голям и сложен въпрос, на който няма окончателен отговор. Във връзка с това заслужава внимание хипотезата на американския антрополог Джаред Даймънд, изложена в неговата книга „Пушки, вируси и стомана”. Там той между другото пише:

„Всички знаем, че историята е протекла много различно за хората в различните части на земното кълбо. През тринайсетте хилядолетия, изминали след края на последната Ледникова епоха, на някои места са се развили писмени и индустриализирани общества, боравещи с метални сечива, на други – безписмени земеделски общества, а на трети са се съхранили единствено тези на ловците-събирачи с каменни сечива. Тези исторически несъразмерности продължават да хвърлят дългите си и мрачни сенки върху модерния свят, защото първите или писмените общества с метални сечива са покорили и/или изтребили останалите. Причините за това остават несигурни и спорни. През 1972 новогвинеецът Яли ми зададе следния въпрос:
цитирай
3. анонимен - Политика, икономика и религия 2
16.10.2012 11:29
- Защо вие белите произвеждате толкова много неща и ги докарвате тук с кораби, а ние черните си имаме толкова малко наши стоки?
Наистина можем да се запитаме ЗАЩО БОГАТСТВОТО И МОГЪЩЕСТВОТО СА БИЛИ РАЗПРЕДЕЛЕНИ ТАКА, А НЕ ПО НЯКАКЪВ ДРУГ НАЧИН. Защо например коренните американци, африканците и австралийските аборигени не са избивали, покорявали или изтребвали европейците и азиатците? ЗАЩО ЧОВЕШКОТО РАЗВИТИЕ Е ДОСТИГНАЛО ТОЛКОВА РАЗЛИЧНИ СТАДИИ НА РАЗЛИЧНИТЕ КОНТИНЕНТИ?
Вероятно най-често срещаното обяснение се базира, било имплицитно или експлицитно, на биологическите различия между хората. Смята се, че тези различия се дължат на разликите във вродените способности. Днес западното общество като цяло публично заклеймява расизма. Но пък много (ако не повечето!) западняци продължават да приемат – тихомълком или подсъзнателно – расистки обяснения. Тези обяснения са погрешни. Всъщност липсват каквито и да било сериозни доказателства, че човешките различия в интелигентността са паралелни на човешките различия в сферата на технологията. НА ПРАКТИКА НАШИТЕ СЪВРЕМЕННИЦИ ОТ “КАМЕННАТА ЕПОХА” НЕ САМО ЧЕ НЕ СА ПО-МАЛКО ИНТЕЛИГЕНТНИ, НО НАЙ-ВЕРОЯТНО ПРЕВЪЗХОЖДАТ В ТОВА ОТНОШЕНИЕ ИНДУСТРИАЛНИТЕ НАЦИИ. Така например средният новогвинеец е като че ли по-интелигентен, по-буден, по-експресивен и дори проявяващ по-голям интерес към околния свят в сравнение със средния европеец или американец.
Ако трябва да дам обяснението в едно изречение, то би било: ИСТОРИЯТА Е СЛЕДВАЛА РАЗЛИЧЕН КУРС ПРИ РАЗЛИЧНИТЕ НАРОДИ, ЗАЩОТО Е БИЛА РАЗЛИЧНА СРЕДАТА, В КОЯТО СА ЖИВЕЕЛИ, А НЕ ЗАРАДИ БИОЛОГИЧНИТЕ РАЗЛИЧИЯ МЕЖДУ САМИТЕ НАРОДИ.”

После Даймънд изследва и описва подробно конкретните разлики в средата, довели до неравномерното развитие на народите, на които тук няма да се спирам.
цитирай
4. анонимен - Политика, икономика и религия 3
16.10.2012 11:30
Толкова за принципните, големи разлики между континентите и народите в исторически план. Можем обаче да се запитаме за причините за разликите в жизнения стандарт между отделните страни днес, вкл. в развития западен свят, към който принадлежи и България. Защо един български работник например сега по правило получава по-малко, отколкото един американски работник?

Големият икономист Лудвиг фон Мизес пише по този повод:

„Но как стоят нещата в действителност? Жизненият стандарт в така наречените развиващи се страни е по-нисък, защото средният доход ЗА СЪЩАТА РАБОТА в тези страни е по-нисък, отколкото в страните от Западна Европа, Канада, Япония и Съединените щати. Ако искаме да открием причината за тази разлика, трябва да сме наясно, че тя НЕ ПОЧИВА НА МАЛОЦЕННОСТ НА РАБОТНИЦИТЕ И СЛУЖЕЩИТЕ – МАКАР И НЯКОИ АМЕРИКАНСКИ РАБОТНИЦИ ДА СИ ВЪОБРАЗЯВАТ, ЧЕ СА ПО-ДОБРИ ОТ ДРУГИТЕ И ДА СМЯТАТ ЗА СОБСТВЕНА ЗАСЛУГА, ЧЕ ПЕЧЕЛЯТ ПОВЕЧЕ ОТ ДРУГИ ХОРА.
Този американски работник би трябвало да посети друга страна, например Италия, откъдето първоначално идват много американски работници, за да види, че не неговите лични качества, а ОБЩИТЕ УСЛОВИЯ в страната му дават възможност да получава по-висока заплата. Когато един сицилианец емигрира в САЩ, той много скоро може да започне да получава заплата, обичайна в Съединените щати. А ако същият човек се върне в Сицилия, ще забележи, че престоят в Америка не му е придал способности да печели и в Сицилия повече от своите сънародници.
Разликата в икономическата ситуация не може да се обясни и с предположението, че извън Съединените щати предприемачите са по-малко способни. Наистина е факт, че оборудването във фабриките и прилаганите технологии в САЩ, Канада и Западна Европа и в някои части на Азия превъзхождат тези в други страни. Само че това не се дължи на липсата на познания и способности на предприемачите в по-слабо развитите страни.
цитирай
5. анонимен - Политика, икономика и религия 4
16.10.2012 11:31
Тези предприемачи ЗНАЯТ МНОГО ДОБРЕ, че фабриките в Съединените щати и Канада са много по-добре оборудвани. Самите те ЗНАЯТ ВСИЧКО, което трябва да знаят за технологиите, а ако не го знаят, могат да го научат от учебници и технически списания.
За да повторя: РАЗЛИКАТА НЯМА НИЩО ОБЩО С ЛИПСАТА НА ЛИЧНИ КАЧЕСТВА ИЛИ ПОЗНАНИЯ. ПРИЧИНАТА Е В РАЗЛИЧНОТО КОЛИЧЕСТВО РАЗПОЛАГАЕМ КАПИТАЛ, В КОЛИЧЕСТВОТО НА КАПИТАЛНИ СТОКИ. Сумата на инвестирания капитал в така наречените развити страни е по-голяма, отколкото в развиващите се страни.
Предприемачът не може да плаща на работника повече, отколкото той може да добавя към стойността на продукта. Той не може да плаща повече от това, което клиентът е готов да плати за Допълнителната работа на работника. Ако му плаща повече, разходите няма да му бъдат възмездени от клиента. Той ще работи на загуба и или ще трябва да промени нещо, или ще банкрутира.
В терминологията на икономистите това означава, че “заплатите се определят от граничната производителност на труда.” Това е друг начин да се изрази казаното от мен. Факт е, че заплатите се определят от сумата, която извършената работа добавя към стойността на продукта. Ако работникът има на разположение по-добри и по-ефективни инструменти, той може за един час да произведе повече от работник, който работи един час с по-неефективни инструменти. Ясно е, че в една модерна американска фабрика за обувки, оборудвана с най-модерни инструменти и машини, сто работници в едно и също време произвеждат много повече от сто обущари в Индия, които са принудени да работят със старомодни инструменти и по-неразвити технологии.
Предприемачите в развиващите се страни ЗНАЯТ МНОГО ДОБРЕ, че по-добри инструменти и машини биха дали повече печалба за техните предприятия. Те биха искали да построят повече и по-добри фабрики, НО ЛИПСАТА НА КАПИТАЛ НЕ ИМ ГО ПОЗВОЛЯВА.
цитирай
6. анонимен - Политика, икономика и религия 5
16.10.2012 11:32
Разликата между по-слабо развитите и по-високо развитите страни Е ФУНКЦИЯ НА ВРЕМЕТО. Англичаните са започнали ПО-РАНО от другите нации да спестяват. Те са били и първите, които са събирали капитал и са го инвестирали в предприятия. Понеже са започнали по-рано, жизненият им стандарт е бил по-висок още по времето, когато в другите европейски страни е бил по-нисък. С течение на времето и другите нации започват да обръщат внимание на Англия и за тях не е трудно да разпознаят причината за богатството на Англия. Така те започват да имитират английските икономически методи.”

Колкото до религията, можем да цитираме интервю на германския философ и социолог Ханс Алберт (род. 1921), един от главните представители в Германия на вдъхновения от Карл Попър „критически рационализъм (или реализъм)”:

„По-добре ли щяхме да бъдем без теистични религии?

Алберт: Поне без тези, които вярват във всезнаещ, всеблаг и всемогъщ Бог. Тук се натъкваме на противоречието на известния отдавна проблем за теодицеята: такъв Бог не би допуснал злините в света.

Но какъв е проблемът хората да вярват в ирационалното?

Алберт: Такива хора при определени обстоятелства са за преследването на друговерци. Поне в историята това, общо взето, е било така.

Религията лична работа ли би трябвало да бъде?

Алберт: Да.”

цитирай
7. анонимен - Политика, икономика и религия 6
16.10.2012 11:34
А за ислямизирането на Европа, което напоследък напредва с бързо темпо пък можем да цитираме чешкия дисидент Петър Цибулка:

„...Русия и ислямският сват имат един и същ противник – западната цивилизация. Очевидно е, че антизападното ислямско население на Европа представлява дестабилизиращ фактор за сигурността на Европа. Милитантните ислямски групи са непосредствена заплаха, която е полезна за ГРУ и КГБ-ФСБ при операции срещу европейските интереси...

...Европа е изправена пред смъртна опасност от две посоки:

(1) Проблемът на глобалната бедност не може да бъде решен чрез преместване на милиони бедни хора от най-бедните нации в богатите страни. Няма по-добра формула за унищожаване на най-успешните нации на планетата.

(2) Всяко достойно човешко общество, достойно за името си, се основава на морални ценности. Такова общество се опитва да предпази тези ценности от всеки, който е опасност за тях. Масовата имиграция от национално и културно най-примитивните и религиозно най-екстремистките части на света ще застраши всяко общество, чийто висок социален статус се крепи на качествено по-висши споделени ценности...”

цитирай
8. анонимен - Наистина съдържателен пост, продължен и с доста на брой коментарни допълвания
16.10.2012 13:19
"Политика, икономика и религия" !

Аз, а и не само аз, с удоволствие бих прочел следващ, също дълъг, на АКТУАЛНА тема :
" Кой е ИСТИНСКИЯТ Иван Костов, има ли още "бели петна" в спомените си и ЗАЩО, може ли да му се вярва и кога, .... "

"Мълчанието е злато" - гласи една народна поговорка. Но в политиката, рано или късно, то се превръща в ръждясало желязо, особено когато с мълчанието се прикриват мръсни тайни, ИЗВЕСТНИ НЕ САМО на "пазителя на тайните" !.

Дали да очакваме един такъв безпристрастен отговор на горните въпроси, оставени с "отворен край", от един утвърден журналист и коментатор ?
цитирай
9. анонимен - Точна диагноза на ислямското блато което може да погълне цивилизования свят
16.10.2012 15:58
Приятно съм изненадан от статията на г-н Беров като категорична антиислямистка позиция достойна за свободомислещ човек. В този смисъл още по непонятна ми е по-предишната му публикация в която се възхищаваше от Османската империя. Та ако обича автора да изясни какво е отношението му към най-голямата и най-дълго просъщтествувала ислямска империя.
цитирай
10. анонимен - Точна диагноза на ислямското блато което може да погълне цивилизования свят
16.10.2012 16:01
Приятно съм изненадан от статията на г-н Беров като категорична антиислямистка позиция достойна за свободомислещ човек. В този смисъл още по непонятна ми е по-предишната му публикация в която се възхищаваше от Османската империя. Та ако обича автора да изясни какво е отношението му към най-голямата и най-дълго просъщтествувала ислямска империя.
цитирай
11. анонимен - No.1&No.2
16.10.2012 22:36
много добри коментари и на двамата! иначе Беров е написал нелош пост,жалко че не може да се откаже от омразата си към християнствоти и затова поставя всички религии под общ знаменател,за да се прикрие леко. Все пак някои от нас четат книги и виждаме кога журналята манипулират читателя
цитирай
12. staler - вярата е едно, институциите /вк...
18.10.2012 08:41
вярата е едно, институциите /включително и религизните/са нещо друго,пък служителите/били те и божии/съвсем различно-трето.да не говорим за баш началниците на служителите.истина е,че от вяра до вяра има разлика.затова аз лично съм християнин---10те божии заповеди,христ.морал и т.н. са доста добра основа за един разумен начин на живот,за здрави семеиства,проспериращи общества и държави.християството е имало своето възраждане и това е очевидно.иначе трябва да очакваме нови клади,инквизиции и т.н. ако някоя европ.християн-демократ.партия спечели изборите например.исляма разбира се е твърде далече от търпимостта към иноверците--те са гяури,рая,нисша каста, която трябва да бъде унижощена,подчинена,заробена.по това исляма си приличат с една друга световна религия--юдаизма.евреите както е известно,са интелигентни хора,те няма да режат глави/ако не се налага/,просто ще паразитират върху труда на гоите/както всъщност и правят/.тук г-н беров малко се е объркал,сигурно неволно-контра пункт на дивите ислямисти е държавата сащ ,държавата израел и световното евреиство/повторено многократно като на 9то септемвр.манифестация,нали помните--кпсс,бкп...кпсс,бкп...кпсс,бкп.../.което пък не е много за учудване-фондации като отв.общество спонсорират автори като иво беров,едвин сугарев,иво инджев...та които плаща,тои поръчва музиката.
цитирай
13. анонимен - Йорданов
18.10.2012 10:00
Много добър пост и чудесни коментари. Трябва да мислим и да се развиваме, а не да се уповаваме на застинали догми. Дошло е време да преосмислим цялото развитие на човечеството и да открием нови пътища. Защото бясното развитие на технологиите, не е съпроводено с адекватно развитие на човека и обществото.
Поздравявам авторите и им благодаря за провокираните мисли!
цитирай
14. анонимен - Точна диагноза на ислямското блато което може да погълне цивилизования свят
20.10.2012 01:50
Приятно съм изненадан от статията на г-н Беров като категорична антиислямистка позиция достойна за свободомислещ човек. В този смисъл още по непонятна ми е по-предишната му публикация в която се възхищаваше от Османската империя. Та ако обича автора да изясни какво е отношението му към най-голямата и най-дълго просъщтествувала ислямска империя.
цитирай
15. анонимен - Развитието на една страна не е толкова функция на времето
21.10.2012 16:00
Английския историк Арнолд Тойнби, в своя труд – „Изследване на историята” изгражда една хипотеза развитието на цивилизациите – приблизително следното:
Силните предизвикателства предизвикват силен отклик, но твърде силните или твърде слабите не предизвикват подходящ отклик, пример:
Някои африкански народи, при които е достатъчно да се разходиш, за да се нахраниш с плодове от природата и ескимосите, които извършват огромни усилия да преживяват.
Друг пример са скандинавските страни.
Съотнесено към отделния индивид може лесно да намерим потвърждение на теорията в съвремието – пример:
Хора живяли оскъдно, от семейства без възможности, дошли от провинцията, расли в недоимък – често създават добра кариера, докато деца на успешни родители, отгледали ги без сериозни затруднения, осигурили им всички съвременни удобства - не се справят толкова добре (много често предпочитат да си играят електронните игри, пред това да полагат дори и малки усилия) – няма го предизвикателството.
цитирай
16. анонимен - Това е разликата
22.10.2012 09:25
"вярата е едно, институциите /включително и религизните/са нещо друго,пък служителите/били те и божии/съвсем различно-трето.да не говорим за баш началниците на служителите.истина е,че от вяра до вяра има разлика.затова аз лично съм християнин---10те божии заповеди,христ.морал и т.н."

Ти ги спазваш, защото ти е заповядано, аз ги спазвам, защото така избирам. При теб приятелю има търговия - правиш нещо, защото очакваш нещо в замяна (раят), аз не очаквам нищо - просто избирам.
цитирай
17. vmir - Отлично есе, даже ме учудва, че все още не са налетели всезнайковците, но появата им в продължението е неизбежна. Ислямът и левичарството се сближават и припокр
22.10.2012 18:10
Дано Турция да успее да затвърди разграничението, което ми се струва, че е успяла да направи между двете.

В България все още е трудно да бъдеш честен и просветен, няма как да бъдеш ерудиран без да си циничен и да не бъдеш оплюван и мразен. Първо 5 века робуване на рахатлъка на всяка цена, а после и над половин век робуване на светлото бъдеще без особени скрупули, не дават много просветени, нито много добросъвестни, или порядъчни хора.

Тук таванът на интелектуалните прозрения не може да стои над въпроса: “Как може образован човек да не знае, че няма Господ, че капитализмът експлоатира бедните и, че комунистите са вечните самотни и героични борци против фашизма”. Тук всичко се доказва само с помощта тези 3 свещени премъдрости.

Затова, опиташ ли се да вдигнеш тавана, автоматично влизаш в категорията или на онези, за които Дядо Боже е белобрад старец на облаче, или ставаш подлога на изедниците, или се саморазобличаваш като върл фашист и враг на народа. А онези, които те разобличават, правят дарения за попове с мерцедеси, влагат на депозит парите за инвестиране и се вдъхновяват от фашистите повече от всичко друго.
цитирай
18. анонимен - Рене ГЕНОН ВЛИЯНИЕ ИСЛАМСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ НА ЕВРОПУ
22.10.2012 23:32
Рене ГЕНОН ВЛИЯНИЕ ИСЛАМСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ НА ЕВРОПУ
Перевод Ю.Н. Стефанова

Большинство европейцев неспособно ни в должной мере оценить всю важность вклада, полученного ими от исламской цивилизации, ни осмыслить суть этих заимствований, а кое-кто не имеет обо всем этом даже приблизительного понятия. Подобное положение дел объясняется тем, что исторические дисциплины, в том виде, в каком они преподаются, привыкли не только произвольно истолковывать факты, но и намеренно искажать их. Эта система образования кичится своим пренебрежительным отношением к исламской цивилизации и старается при каждом удобном случае умалить ее заслуги. Курсы истории, читаемые в европейских университетах, ни в коей мере не отражают влияния, о котором идет речь. То, что следовало бы всячески распространять как в устной, так и в письменной форме, систематически замалчивается, особенно когда речь идет о наиболее важных исторических проблемах.

Общеизвестно, например, что Испания в течение нескольких веков жила по законам Ислама, однако никогда не говорится, что так обстояло дело и в других областях Европы, скажем, в Сицилии и южной части теперешней Франции. В прошлом это умолчание еще можно было как-то объяснить наличием определенных религиозных предрассудков. Но что сказать о современных историках, в большинстве своем людях без религиозных, а то и противниках любой религии, когда они спешат подхватить лживые домыслы своих предшественников?

Причины всего этого следует искать в гордыне и самомнении европейцев, мешающих им осознать всю важность вклада, полученного с Востока.

Поразительнее всего в этом отношении то, что они мнят себя прямыми наследниками эллинской цивилизации, хотя факты полностью опровергают подобные притязания. История со всей очевидностью установила, что греческая наука и философия дошли до европейцев через мусульманских посредников. Иначе говоря, духовное наследие эллинов было воспринято Европой лишь после того, как его серьезнейшим образом изучили и усвоили на Ближнем Востоке; не будь исламских ученых и философов, европейцы еще долго пребывали бы в полном незнании этого наследия, а может быть так никогда и не познакомились бы с ним.

Следует заметить, что речь здесь идет о влиянии исламской цивилизации в целом, а не только ее арабской ветви, как это нередко понапрасну утверждается. Ведь большинство из тех, кто служил проводником этого влияния на Западе, не принадлежало к арабской расе и пользовалось арабским языком лишь вследствие того, что приняло религию Ислама.

Поскольку мы упомянули об арабском языке, приведем еще одно доказательство распространения мусульманского влияния на Западе: оно заключается в куда более широком, чем принято считать, заимствовании арабских терминов и корней, которые вошли почти во все европейские языки и используются вплоть до теперешнего дня, хотя большинство европейцев и не подозревают об их истинном происхождении. А поскольку слова являются не чем иным, как переносчиками идей и средством передачи мыслей, нетрудно понять, что этот факт свидетельствует о передаче самих исламских идей и понятий.

Обширное влияние исламской цивилизации явственно ощущалось во всех областях жизни, в науке, в искусствах, философии и т.д. В свое время важнейшим оплотом и основным центром распространения этой цивилизации была Испания. В наши намерения не входит ни разбор каждой из данных проблем, ни определение размаха исламской цивилизации, мы хотели бы только указать на некоторые факты, представляющиеся нам особенно важными, хотя важность эту способны осознать лишь немногие из наших современников.

Возьмем проблему наук — как естественных, так и математических. Можно с уверенностью сказать, что некоторые из естественных отраслей знания были в полном объеме заимствованы Европой у исламской цивилизации. Химия, например, до сих пор сохранила свое арабское наименование, восходящее, как известно, к древнему Египту, несмотря на то, что первоначальный и углубленный смысл этой науки стал совершенно недоступен нашим современникам и, можно сказать, навсегда утрачен для них.

Или астрономия. Соответствующие ей технические термины во всех европейских языках по большей части свидетельствуют об их арабском происхождении; названия большинства небесных тел тоже звучат по-арабски в устах астрологов всего мира. Это объясняется тем, что труды античных астрономов, таких как Птолемей Александрийский, стали известны в Европе только благодаря арабским переводам и сочинениям их мусульманских последователей. Столь же легко можно было доказать, что большинство географических знаний, касающихся наиболее отдаленных краев Азии или Африки, долгое время добывалось исключительно арабскими путешественниками, посещавшими эти края; подобные факты можно умножать до бесконечности.

Относительно многих изобретений, являющихся всего-навсего прикладной стороной естественных наук, можно сказать, что и они попадали в Европу через мусульманских посредников; достаточно вспомнить хотя бы о знаменитых водяных часах, подаренных Карлу Великому халифом Харуном эль-Рашидом.

Что же касается математических наук, то им в этой связи следует уделить особое внимание. Дело в том, что данные, относящиеся к этой обширной области знания, полученные на Западе от арабской цивилизации, происходили не только из древнегреческих, но и из индийских источников. Греки, как известно, особенно преуспели в развитии геометрии, так что даже арифметика у них была прежде всего связана с рассмотрением соответствующих геометрических фигур. Предпочтение, отдаваемое геометрии, особенно ясно видно на примере Платона. Существует, однако, раздел математики, родственный арифметике, который, в противоположность остальным се разделам, неизвестен в европейских языках под греческим названием по той причине, что сами древние греки не имели о нем понятия. Раздел этот именуется алгеброй и берет свое начало в Индии, а его арабское название ясно показывает, каким образом он попал на Запад.

Еще один факт, который, несмотря на его меньшее значение, будет уместно здесь привести, послужит лишним подтверждением всего вышесказанного: употребляемые европейцами цифры повсюду известны под именем арабских, на самом же деле они индийского происхождения, поскольку знаки нумерации, использовавшиеся арабами, были не чем иным, как буквами их алфавита.

Перейдя от наук к искусствам, заметим, что многие из идей, порожденных мусульманскими писателями и поэтами, развивались в свое время и в европейской литературе, причем иные из западных авторов не гнушались простым подражанием. Следы исламского влияния можно проследить и в архитектуре, причем особенно отчетливо они проявляются в Средние века; так стрельчатый, или готический свод, давший название целому архитектурному стилю, несомненно берет свое начало из арабской архитектуры, хотя многочисленные надуманные теории стараются всячески опровергнуть эти истины. Теории эти противоречат традиции самих европейских строителей, утверждающей, что их знания были получены ими с Ближнего Востока.

Эти знания, носившие тайный характер, облекали их искусство символическим смыслом; они были тесно связаны с наукой чисел и неизменно возводились к тем зодчим, которые строили храм царя Соломона.

Каково бы, впрочем, ни было происхождение этих знаний, они не могли попасть в Европу иначе, чем через посредство мусульманского мира. По этому поводу уместно заметить, что члены зодческих корпораций, придерживавшихся специальных обрядов, ощущали и именовали себя "чужаками", даже находясь в своей родной стране, и это само их название сохранилось до наших дней, хотя происхождение его покрыто мраком и понятно лишь узкому кругу людей.

В этом беглом изложении следовало бы особо упомянуть еще одну область — область философии, в которой исламское влияние было в Средние века столь значительным, что ни один из ярых противников Востока не смог бы отрицать его силу. Можно со всей уверенностью сказать, что в ту пору в Европе не существовало иных путей знакомства с греческой философией: бывшие тогда в ходу латинские переводы Платона и Аристотеля делались не непосредственно с греческих оригиналов, а с арабских переводов, к которым прилагались комментарии тогдашних мусульманских философов, таких как Аверроэс, Авиценна и т.д.

Средневековая философия, известная под именем схоластики, делилась на мусульманскую, иудейскую и христианскую. Но именно мусульманская ее отрасль являлась истоком двух остальных, и в особенности иудейской, которая процветала тогда в Европе на основе арабского языка, как о том можно судить, например, по важнейшим трудам Мусы ибн-Маймуна, вдохновившим последующую иудейскую философию на целые столетия, вплоть до Спинозы, у которого еще прослеживаются некоторые идеи ибн-Маймуна.

Вряд ли необходимо продолжать перечисление подобных фактов, известных каждому, кто хоть сколько-нибудь знаком с историей философии. Предпочтительней напоследок обратить внимание на вещи совершенно иного порядка, абсолютно неизвестные современникам, особенно европейцам, тогда как с нашей точки зрения они представляют куда больший интерес, нежели все внешние познания в области науки и философии. Мы имеем в виду эзотеризм вкупе со всем, что к нему относится и из него проистекает, образуя совокупность наук, не имеющих ничего общего с теми, что известны людям современности.

В сущности, в теперешней Европе не сохранялось ничего, что могло бы напомнить об этих науках; более того. Запад и понятия не имеет об истинных знаниях, каковыми являются эзотеризм и его аналогии, тогда как в Средние века все обстояло совершенно иначе; в данной области, как и в других, исламское влияние сказывалось в ту пору самым ясным и очевидным образом. Следы этого влияния легко прослеживаются в тех многозначных произведениях, чья истинная цель не сводится к чисто литературным упражнениям.

Некоторые из европейских исследователей, занимающиеся, в частности, изучением Данте, начинают догадываться о подлинной природе его творчества, не поднимаясь, однако, до полного его осмысления. Несколько лет назад испанский ориенталист Мигель Асин Паласиос опубликовал исследование о мусульманских влияниях на творчество Данте, в котором показал, что многие из символов и выражений, использованных поэтом, уже употреблялись до него такими мусульманскими эзотеристами, как Мухиддин ибн-Араби; к сожалению, в этом исследовании не выявлена вся важность подобной символики. Недавно скончавшийся итальянский писатель Луиджи Валли, попытавшийся чуть глубже вникнуть в творчество Данте, пришел к заключению, что символическими средствами, заимствованными из персидской и арабской эзотерической поэзии, пользовался отнюдь не только этот поэт: многие из его литературных современников и соотечественников были членами тайной организации, носившей название "Fidei dAmoze", а сам он являлся одним из ее руководителей. Но когда Луиджи Валли сделал попытку прояснить смысл их "тайного языка", ему оказалось не под силу раскрыть подлинный характер этой организации, равно как и прочих объединений такого рода в Средневековой Европе. Истина заключается в том, что за этими организациями стояли, вдохновляя их, некие неизвестные лица, скрывавшиеся под различными именами, главное из которых было "братья-розенкрейцеры". Не обладая никаким писаным уставом и не составляя, в сущности, никакого сообщества, они, разумеется, не проводили и регламентированных собраний, и все, что можно о них сказать, сводится к тому, что они достигли той степени духовного совершенства, которая позволяет нам назвать их "европейскими суфиями" или, по меньшей мере, "мугасаввуфинами", обладателями высших чинов в своей иерархии. Кроме того, о "розенкрейцерах" известно, что, пользуясь в качестве прикрытия теми корпорациями зодчих, речь о которых шла выше, они занимались распространением алхимии и прочих наук, идентичных тем, которые процветали тогда в мире Ислама. Они поистине служили связующим звеном между Востоком и Западом, поддерживая постоянный контакт с мусульманскими суфиями, — контакт, символическим напоминанием о котором служат путешествия, приписываемые легендарному основателю их братства.

Грустно сознавать, что подобные факты находятся вне поля зрения теперешней исторической науки, чьи исследования ограничиваются внешней стороной вещей, тогда как именно эти факты могли бы послужить ключом к разрешению стольких загадок, остающихся до сих пор таинственными и неразрешенными.

^ ^ ^

© ЕВРАЗИЯ
TraditionalLib.narod.ru
цитирай
19. vmir - 19. анонимен,
23.10.2012 00:36
Добър подбор на братушките, защото оригиналът е европейски и е доказателство за самокритичността и отвореността на западната цивилизация, каквато на Исляма и на руснаците липсва напълно.

Европейската цивилизация се базирала на елинизма, на който била научена от мюсюлманите - е лайтмотивът на тази статия. Добре, но тук има две неща за отбелязване. Първото - Ренесансът и Просвещението, пряко мотивирани от убеждението, че няма как да се решават всички проблеми с тълкуване на Аристотел, Платон и Демостен. И второто - защо Ислямът, ако и да е е бил наистина оригиналният апологет на елинизма, е изостанал толкова в развитието си, че днес изглежда смешно и нелепо да се прави аналогия между Ислям и елинизъм? Повечето съвременни арабски страни нямат своя национална литература, нито кино, нито изкуство. Защо Ислямът е забравил безвъзвратно всичко това, ако наистина му се е прекланял?

И докато Ислямът днес едва ли си спомня що е то елинизъм, явно добре е запомнил прокламацията на Ал Кайда слез 11 септември 2001, че Западът е длъжник на Исляма, както и на придружаващите го откровения за олигофрени, че Западът сам си гърми небостъргачите, за да има претекст за кръстоносни походи и глупостите за тоталния монопол на евреите над икономиката на Запада. Русофилите у нас се оказаха най-ревностните разпространители на алкайдистките откровения за Запада, пак те ги доразвиха с конспиративни "разкрития" за "фалшивото" кацане на луната (изчакайте няколко годинки, да видите само с какви идиотщини ще бъде акомпанирана настоящата космическа мисия на Марс), с "Кемтрейлс" и други невероятни измислици за неграмотни, с които феновете на Москва ежедневно засипват Запада и надминаха самите алкайдисти.

Русия обаче погрешно залага на това, че не е привлекателно място за живеене и мюсюлманите предпочитат уреденият Запад пред нея. Идейното й сближаване с тезите на радикалния Ислям ще ерозира по-лесно самата нея, защото тя е все повече изоставяна от своите и все повече се превръща като арабските страни в място за собственици на петролни кладенци.
цитирай
20. анонимен - Политика, икономика и религия 7
23.10.2012 16:20
Всичко kазано по-горе за цивилизацията на исляма може и да е вярно, но то важи само до около 1500 г. В подкрепа можем да цитираме споменатия от мен Джаред Даймънд:

„Средновековният ислям е технологически напреднал и открит за иновации. Той постига далеч по-висок дял на грамотност у населението, отколкото по онова време в Европа; усвоява наследството на гръцката цивилизация до степен, че много класически книги днес са ни известни само чрез арабски копия. Той изобретява вятърната мелница, тригонометрията, латинските платна и има голям напредък в металургията, механичното и химическото инженерство и иригационните методи. В Средновековието потокът от технологии е в далеч по-голяма степен от исляма към Европа, отколкото от Европа към исляма. Едва след 1500 г. потокът започва да променя посоката си.”

и големия философ Бертран Ръсел:

„Използването на фразата „тъмни векове” за периода от 699 до 1000 г. показва нашата недопустима концентрация върху Западна Европа… (По това време) от Индия до Испания цъфти бляскавата цивилизация на Исляма… На нас ни се струва, че западноевропейската цивилизация е „Цивилизацията”, но това е тясно схващане.”

край на цитатите
цитирай
21. анонимен - Политика, икономика и религия 8
23.10.2012 16:21
Факт е обаче, че след 1500 г. християнският Запад започва бурно развитие и бързо изпреварва ислямските страни. До днес нито една мюсюлманска страна не е била в състояние да развие модерна технологическа цивилизация. Задача на изследователите е да обяснят този факт. Това обаче е интересно от теоретическа гледна точка. В практически, прагматичен план за нас е важно, че днес ислямът е пречка за модернизацията на тези страни и също така без да приемаме изцяло опростенческата теза на Хънтингтън за сблъсъска на цивилизациите или културите, можем да кажем, че съвременният ислям е с антизападна насоченост.

Иначе можем да се съгласим с бразилския философ Olavо de Carvalho (интересен консервативен мислител, който си струва да бъде четен), че в света днес има три главни сили, които се борят помежду си и които се артикулират в три проекта за световна доминация: руско-китайският (или „евразийски”), „Западният” (понякога погрешно наричан англо-американски) и „ислямският”. Действащите лица, които олицетворяват тези проекти, според Carvalho са съответно:

1. Управляващият елит на Русия и Китай, особено тайните служби на тези две страни.

2. Западният финансов елит, представен особено от клуба Билдерберг, Съвета за международни отношения и Тристранната комисия.

3. Мюсюлманските братя, религиозните водачи на няколко ислямски страни и правителствата на някои мюсюлмански държави.
цитирай
22. анонимен - рене генон кризис современного мира
23.10.2012 21:05
Глава 1. ТЕМНЫЙ ВЕК
Индуистская доктрина учит, что человеческий цикл, называемый Манвантарой, делится на 4 периода, в течение которых примордиальная духовность постепенно все более и более затемняется. Эти периоды древние традиции Запада называли Золотым, Серебрянным, Бронзовым и Железным веками. В настоящее время мы находимся в 4-ом веке, в Кали-юге или в "Темном веке", причем, согласно индуистскому учению, мы пребываем в нем уже 6 тысяч лет и несколько столетий, то есть со времен, гораздо более древних, чем те, которые известны так называемой "классической истории". Постепенно истины, ранее доступные всему человечеству, становятся все более сокрытыми и недосягаемыми. Число тех, кто ими владеет, со временем уменьшается, и хотя сокровища "нечеловеческой" предвечной мудрости никогда не могут быть утрачены окончательно, они окружают себя непроницаемым покрывалом, таящим их от человеческих глаз и затрудняющим к ним доступ. Именно по этой причине повсюду, хотя и в разных формах, мы встречаемся с одной и той же проблемой: нечто оказалось утраченным, по крайней мере, для внешнего восприятия — нечто такое, что стремящийся к истинному знанию должен отыскать заново. В то же время индуистская традиция утверждает, что сокрытое вновь станет видимым в конце цикла, который, в силу непрерывности, связывающей между собой все вещи, одновременно окажется и началом нового цикла.

Возникает вопрос: почему циклическое развитие проходит именнов нисходящем направлении, от высшего к низшему? В этом случае циклическая доктрина является полным отрицанием идеи прогресса в том виде, как ее понимает современная цивилизация. Причина заключается в том, что развитие всякого проявления с необходимостью предполагает постепенно ускоряющееся движение в сторону удаления от порождающего Принципа. Начиная с самой высшей точки, проявление с необходимостью простирается вниз, причем, как это происходит в случае физических тел, скорость движения постоянно возрастает до тех пор, пока не достигнет предела и движение не прекратится. Этот процесс нисхождения проявления можно было бы назвать "прогрессирующей материализацией", так как сам Принцип, в свою очередь, соотносится с чистой духовностью, являющейся его прямым выражением (мы определяем духовность лишь как выражение Принципа, а не как его синоним, поскольку Принцип в своей сущности, будучи по ту сторону всех противоположностей, не может отождествиться ни с одной из категорий, предполагающих возможность существования категории противоположной). Более того, термины "дух" и "материя", взятые нами из западного языка по соображениям удобства, имеют для нас весьма условную ценность. Адекватно использовать их в данном контексте, можно лишь отбросив интерпретации, данные им в современной философии. При этом совершенно не важно, идет ли речь о "спиритуализме" или "материализме", так как обе эти формы, лишь взаимодополняя друг и друга, являются абсолютно неприемлемыми и несущественными для всякого, кто хотел бы выйти за рамки этой относительной и узкой сферы мысли. Однако мы не намерены углубляться здесь в область чистой метафизики, а поэтому, предупредив изначально возможность неадекватного понимания и ни на мгновение не упуская из виду сущностных Принципов, мы позволим себе все же воспользоваться именно этими, не очень точными, терминами, чтобы сделать вещи более понятными и доступными, по крайней мере, в той степени, в которой это не чревато отступлением от истины и искажением должных пропорций.

Все сказанное выше о развитии проявления дает картину, точную лишь в самом общем приближении; при более внимательном рассмотрении она оказывается черезчур упрощенной и грубой, так как представляет развитие в виде прямой без каких-либо отклонений. Истина на самом деле намного сложнее. Как мы уже отмечали, в действительности, во всем необходимо прослеживать две противоположные тенденции: одну — нисходящую, другую — восходящую, или иными словами, одну — центробежную, другую — центростремительную. От преобладания той или иной тенденции зависят две взаимодополняющие фазы проявления: первая — отделения от Принципа, вторая — возврата к Принципу. Эти две фазы можно сравнить с биением сердца или дыханием (выдох и вдох), и хотя эти две стадии чаще всего рассматриваются как последовательные, две соответствующие им тенденции проявления следует рассматривать как одновременные и лишь действующие с различной степенью интенсивности. Иногда случается, что в моменты кажущегося явного преобладания нисходящей тенденции в ходе одного из циклов развития мира происходит некое особое вмешательство, позволяющее укрепить противоположную восходящую тенденцию и восстановить, насколько это позволяют конкретные условия, некоторое, пусть даже относительное, равновесие. Это приводит к относительному восстановлению равновесия, вследствие чего упадок может быть приостановлен или временно нейтрализован1.

Очевидно, что приводимые нами здесь в самом общем виде данные Традиции дают возможность подойти к концепциям, гораздо более глобальным и глубоким, нежели все те версии "истории философии", которые так привлекают современных людей. Однако в данный момент мы не намерены обращаться ни к самому началу настоящего цикла (Манвантары), ни даже к началу Кали-юги.

Нас непосредственно интересует гораздо более ограниченная область, а именно, самые последние периоды Кали-юги. Действительно, внутри каждого из больших периодов можно выделить более частные стадии, образующие многочисленные второстепенные подразделения цикла. Поскольку каждая стадия является некоторым аналогом всего цикла, она воспроизводит в миниатюре общую логику того большого цикла, частью которого является. Однако и в данном случае исчерпывающее изучение механизмов, с помощью которых этот общий закон реализуется в отдельных случаях, увело бы нас далеко за пределы настоящего исследования. Мы завершим эти предварительные замечания упоминанием лишь нескольких наиболее критических эпох, через которые человечество прошло еще относительно недавно. Речь идет об эпохах, принадлежащих к так называемому "историческому", то есть доступному исследованиям обычной, "профанической" истории, периоду. И это естественным образом подведет нас к основному предмету данного исследования, так как последняя из этих критических эпох есть не что иное, как то, что принято называть "современным миром". Довольно странным представляется то, что строго"исторический" (в профаническом понимании) период простирается назад в историю лишь вплоть до 6-го века до начала Христианской эры, как будто бы в этой точке существует некий не преодолимый с помощью обычных методов исследования барьер, и что этому факту почему-то не уделяется должного внимания. Действительно именно с этого момента повсеместно начинает вестись точная и предельно строгая хронология, тогда как для предшествующих эпох датировка чаще всего остается крайне неопределенной, а предполагаемое время тех или иных исторических событий может варьироваться с точностью до нескольких столетий. Это характерно даже для таких стран, как, например, Египет, история которых нам достаточно хорошо известна. Еще более удивительно то, что в таком исключительном и особом случае, как Китай, история которого располагает свидетельствами о весьма отдаленных эпохах — летописями, датированными при помощи не оставляющих места сомнениям астрономических наблюдений, — современные исследователи классифицируют эти эпохи как "легендарные", "мифические", как бы признавая их теми сферами, в которых они не имеют права претендовать на какое-либо достоверное знание и поэтому использовать даже безусловные исторические данные. То, что называется "классической античностью", то есть "классической древностью", на самом деле является "античностью", "древностью", лишь с очень относительной точки зрения, и поскольку она принадлежит лишь к последней половине Кали-юги, протяженность которой, согласно Индуистской доктрине, оставляет всего лишь 1/10 часть всей Манвантары, она асположена гораздо ближе к современности, нежели к истинной "древности" человечества. Уже одно это весьма показательно для понимания того, насколько безосновательны претензии современных людей на широту и полноту их исторических знаний.

Историки, без сомнения, постараются оправдать свое неведение ссылкой на то, что оно касается только "легендарных", "мифических" периодов, именно по этой причине и не заслуживающих изучения. Однако подобное оправдание есть не что иное, как признание собственного невежества и осутствия понимания определенных вещей — все это может существовать лишь засчет полного невнимания к Традиции. И как мы покажем далее, специфически современное мировоззрение действительно полностью тождественно мировоззрению анти-традиционному.

В 6-ом веке до начала Христианской эры по той или иной причине произошли значительные изменения почти среди всех народов. Характер этих изменений, однако, варьировался в зависимости от специфики тех или иных стран. В некоторых случаях изменения представляли собой адаптацию традиции к новым, изменившимся условиям, происходившую в строго ортодоксальном ключе. Например, так случилось в Китае, где доктрина, изначально представлявшая собой единое целое, была разделена на две строго различных между собой части: даосизм, предназначенный для элиты и включающий в себя чистую метафизику вместе с традиционными науками сугубо интеллектуальной природы, и конфуцианство, приемлемое для всех без исключения и охватывающее сферу практической, и в особенности социальной жизни. У персов тогда же произошла адаптация Маздеизма к изменившимся условиям, так как именно этим временем датируется эпоха последнего Зороастра2. В Индии же в это время имел место подъем Буддизма3, или иными словами, восстание против духа Традиции, отрицающее всякий духовный авторитет и порождающее подлинную анархию, в этимологическом смысле этого слова, то есть "отсутствие принципов" как в интеллектуальной, так и в социальной сферах. Любопытен тот факт, что в Индии не сохранилось архитектурных памятников, относящихся ко времени, предшествующему рассматриваемому периоду. Ориенталисты пытаются истолковать это обстоятельство в пользу своей обычной тенденции находить истоки всего без исключения в Буддизме, значение которого они странным образом преувеличивают. Объяснение этого факта, тем не менее, довольно просто, и оно состоит в том, что все более ранние конструкции были построены из дерева, и поэтому естественным образом исчезли, не оставив следа4. Такое изменение способа строительства соответствовало глубокому изменению общих условий существования всего народа.

Продвигаясь к Западу, мы обнаружим, что для евреев тот же самый период был временем Вавилонского пленения. Поразительным является также следующий факт: короткого семидесятилетнего периода для евреев оказалось достаточно, чтобы забыть свой собственный алфавит до такой степени, что позднее им пришлось восстанавливать Священное Писание с помощью совершенно отличных от использовавшихся ранее букв. Можно было бы привести множество других более или менее сходных примеров. Мы лишь отметим то, что та же дата была началом "исторического периода Рима", который, последовал за "легендарным", "мифическим" периодом первых Царей. Известно также, хотя и довольно смутно, что в это же время начались волнения среди кельтских народов. Однако, не задерживаясь более на этих фактах, перейдем к рассмотрению Греции. Там 6-ой век явился исходной точкой так называемой "классической цивилизации". Именно за ней современные исследователи признают "исторический" характер, в то время как все предшествующие периоды остаются настолько малоизученными, что считаются "легендарными", "мифическими", хотя недавние археологические раскопки не оставляют никаких сомнений в том, что цивилизация, в самом подлинном смысле слова, существовала задолго до этого. У нас есть основания полагать, что эта изначальная эллинская цивилизация в интеллектуальном отношении была гораздо более интересной, чем последующая, и что отношения между этими двумя цивилизациями аналогичны отношениям между средневековой и современной Европой. Однако следует отметить, что в первом случае разрыв был не столь абсолютным, как в последнем, так как в эллинской цивилизации произошла частичная адаптация традиционного уровня, особенно в сфере "мистерий". В качестве примера можно упомянуть пифагорейскую традицию, изначально явившуюся реставрацией в новой форме более ранней орфической традиции. Связь пифагорейской традиции с дельфийским культом Гиперборейского Апполона свидетельствует о ее непрерывной и подлинной преемственности по отношению к одной из наиболее древних традиций человечества. Но с другой стороны, в поздней эллинской цивилизации появились некоторые элементы, не имеющие аналогов в прошлом, и именно они оказали впоследствии столь негативное воздействие на весь западный мир. Мы имеем в виду специфическую форму мышления, которая некогда была названа "философией", и которая сохранила это название до сих пор. Эта тема представляется нам достаточно важной для того, чтобы остановиться на ней более подробно.

Сам термин "философия" может быть истолкован в весьма позитивном и закономерном смысле (который, несомненно, и вкладывался в это слово первоначально), особенно, если верно то, что впервые его употребил именно Пифагор. Этимологически он обозначает не что иное, как "любовь к мудрости". Это предполагает, прежде всего, некую изначальную склонность к достижению мудрости и, в более широком значении, поиск, порожденный этой склонностью и ведущий к обретению знания. Таким образом, "философия" является лишь предварительной и подготовительной стадией, лишь движением по направлению к мудрости или, другими словами, ступенью, соответствующей низшим проявлениям этой мудрости5. Последующее извращение этого понятия состояло в том, что промежуточная ступень была принята за цель в себе, и что появилось стремление заменить "философией" ("любовью к мудрости") саму мудрость, а это предполагало забвение или игнорирование истинной природы последней. Именно таким образом возникло то, что может быть названо "профанической философией", то есть поддельной, ложной мудростью чисто человеческого и поэтому исключительно рационального порядка, занявшей место истинной, традиционной, сверх-рациональной и "нечеловеческой" мудрости. Однако нечто от этой истинной мудрости в эпоху античности еще оставалось. Это подтверждается, прежде всего, наличием мистерий, чей сущностно инициатический характер несомненен. Кроме того учения самих философов подчас имели "экзотерическую" и "эзотерическую" стороны. Эзотерическая сторона "философии" оставляла открытой возможность перехода к более высокой точке зрения, что стало особенно очевидным, (хотя, возможно, и не в полной мере), несколькими столетиями позже в учениях Александрийских гностиков. Для того, чтобы "профаническая философия" смогла окончательно сложиться, необходимо было оставить только экзотерическую сторону, полностью отбросив сторону эзотерическую. Именно к такому результату привели тенденции, впервые проявившиеся в древнегреческой мысли. Позднее им суждено было достичь своих последних пределов. Однако прежде, чем возник "рационализм", то есть сугубо современное мировоззрение, не просто оставляющее без внимания, но подчеркнуто отрицающее все, что принадлежит сверх-рациональному уровню, непомерное значение, придававшееся рационалистической мысли, должно было еще более возрасти. Но не будем опережать события, так как мы еще вернемся к этим проблемам и проследим за их развитием в других главах данной книги.

В том, что было сказано, есть один момент, крайне важный для понимания разбираемой нами проблемы, а именно: тот факт, что истоки современного мира следует искать в "классической" античности. Поэтому современный мир не так уж и ошибается в своих претензиях на происхождение от греко-латинской цивилизации и на преемственность по отношению к ней. В то же время следует заметить, что эта связь является достаточно косвенной, — копия имеет довольно мало сходства с оригиналом, так как даже в классической античности еще сохранялось множество вещей интеллектуального и духовного порядка, аналогов которым в современном мире найти невозможно. Обе эти цивилизации являются поэтому выражениями двух различных степеней затемнения подлинного знания. Теоретически можно представить себе, что упадок античной цивилизации должен был постепенно и непрерывно привести к состоянию, аналогичному сегодняшнему. Но на самом деле этого не произошло, так как в определенный момент в истории Запада наступил другой критический период, в качестве компенсации повлекший за собой одну из тех форм частичной адаптации, о которых мы упоминали выше.

Это была эпоха подъема и распространения Христианства, совпавшая, с одной стороны, с процессом рассеяния евреев, а с другой — с последней стадией греко-латинской цивилизации. Мы лишь бегло упомянем эти события, несмотря на их значимость, поскольку они гораздо более широко известны, нежели другие, и поскольку их синхронность была отмечена даже самыми поверхностными историками. Часто сходство эпохи упадка "классического" мира и современной эпохи привлекало внимание различных исследователей, и не заходя слишком далеко в сравнении, следует признать, что, действительно, сходство это поразительное.

Чисто "профаническая" философия стала распространяться все шире и шире: чтобы показать глубину ее интеллектуального вырождения, вполне достаточно упомянуть скептицизм, с одной стороны, и стоический и эпикурейский морализм, с другой. В то же время древние сакральные доктрины, которые перестали быть понятными, по этой самой причине деградировали до уровня самого откровенного "язычества", то есть превратились в откровенные "предрассудки", в вещи, потерявшие свой глубинный смысл, существующие сами по себе как чисто внешние проявления. Были и попытки реакции против этого упадка: сам эллинизм стремился обрести новые силы с помощью элементов, заимствованных из тех восточных доктрин, с которыми ему удалось соприкоснуться. Но эти средства уже не были действенными: греко-латинская цивилизация должна была закончиться, и ситуации суждено было быть "исправленной" с помощью иных, внешних по отношению к греко-латинскому миру, средств и в совершенной особой форме. Эту трансформацию осуществило Христианство. В этом отношении следует заметить, что несомненная и проявляющаяся в самых различных аспектах схожесть между нашим временем и той эпохой, скорее всего, является одним из факторов, ответственных за распространение в современном мире беспорядочного и хаотического "мессианизма".

После беспокойного периода варварских вторжений, вполне достаточных для того, чтобы завершить разрушение старого порядка, на несколько столетий возрождается нормальный строй. Ему соответствует период Средних веков, о которых наши современники, не способные осмыслить всю полноту интеллектуальности и духовности той эпохи, имеют настолько превратное представление, что считают их гораздо более чуждыми нам и далекими, чем классическая античность.

С нашей точки зрения, подлинное Средневековье охватывает период со времен царствования Карла Великого и до начала 14 века, когда происходит новый упадок, продолжающийся, проходя через различные стадии и набирая скорость, вплоть до настоящего времени. Эта дата — 14 век — является точкой истинного начала сугубо современного кризиса. Это время начала распада самого христианского мира, с которым по существу можно отождествить Западную цивилизацию Средних веков. Одновременно именно тогда начинается формирование "наций" и разложение феодальной системы, тесно связанной со средневековым христианством. Таким образом, сугубо современный период должен быть отодвинут почти на 2 столетия назад по сравнению с тем, что обыкновенно принято считать у историков. Возрождение и Реформация — первые результаты, ставшие возможными только благодаря предшествующему упадку. Отнюдь не являясь реставрацией нормального порядка вещей, они, напротив, ознаменовали собой еще более глубокое падение, окончательно закрепившее полный разрыв с Традиционным Духом: Возрождение воплотило в себе этот разрыв в сфере искусств и наук, Реформация — в области самой религии, хотя это та сфера, в которой подобное явление противоестественно в высшей степени.

То, что мы называем Возрождением, как мы уже отмечали в других случаях, было никаким не возрождением, но смертью многих вещей. Выдавая себя за возвращение к греко-римской цивилизации, оно заимствовало лишь самую поверхностную ее сторону, так как именно последняя могла получить отражение в письменных источниках. Во всяком случае, подобное возвращение, будучи далеко не полным, являлось чем-то в высшей степени искусственным, так как означало восстановление внешних форм, покинутых духом жизни уже много столетий назад. Что же касается традиционных наук Средневековья, то после нескольких последних проявлений приблизительно на этом временном рубеже они исчезли так же безвозвратно, как науки далеких цивилизаций, разрушенных тем мли иным катаклизмом. Но на этот раз на их месте не появилось ничего аналогичного. С этого времени существуют лишь "профаническая философия" и "профаническая наука", основанные на полном отрицании подлинного интеллекта, на сведении знания к его самым низшим уровням — эмпирическому и аналитическому изучению фактов, не связанных с Принципом, на расстворении в бесконечном количестве малозначительных деталей, на накоплении необоснованных гипотез, бесконечно разрушающих друг друга, и на фрагментарных точках зрения, не способных привести ни к чему иному, кроме как к узко практическому использованию. Именно в этой чисто практической сфере и следует искать единственное безусловное преимущество современной цивилизации — преимущество отнюдь не завидное, так как исключительная озабоченность именно этой практической стороной дел в ущерб всем другим придало этой цивилизации сугубо материальный характер, сделав ее воистину чудовищной.

В то же время удивительно то, с какой скоростью Средневековая цивилизация была предана забвению. Уже в 17 веке люди не имели ни малейшего представления о том, что это была за эпоха, и сохранившиеся средневековые памятники в их глазах не представляли собой никакой интеллектуальной или даже эстетической ценности. Само по себе это достаточное доказательство того, насколько принципиально изменилось общественное сознание за этот короткий срок. Мы не будет заниматься здесь исследованием причин, — а они действительно очень сложны, — приведших к изменениям настолько радикальным, что просто невозможно допустить, что они могли произойти спонтанно, сами по себе, без вмешательства некоей направляющей воли, подлинная природа которой, скорее всего, должна оставаться загадкой. В этой связи следует упомянуть о весьма странных обстоятельствах: например, о популяризации в определенный момент истории под видом новых открытий вещей, о существовании которых было известно всегда, хотя это знание широко не разглашалось, поскольку всегда сохранялась опасность того, что негативные последствия подобного разглашения перевесят его преимущества6. Почти совершенно невозможно поверить и в то, что миф, представляющий Средние века эпохой мракобесия, невежества и варварства, сложился абсолютно спонтанно, и что очевидная фальсификация истории, навязанная нашим современникам, могла быть осуществлена без какого-то предварительного плана. Однако мы не будем дальше углубляться в этот вопрос, поскольку, каким бы образом эти процессы ни происходили, наша настоящая цель состоит в том, чтобы выяснить каковы их результаты.

Существует термин, который стал популярным в эпоху Возрождения и который изначально содержал в себе всю программу современной цивилизации: этот термин — "гуманизм". Люди Возрождения действительно стремились свести все к чисто человеческим пропорциям, исключить любые принципы более высокого уровня и, выражаясь символически, отвернуться от Неба под предлогом покорения земли. Древние греки, чьему примеру они, как им казалось, следовали, никогда не заходили столь далеко в этом направлении, даже в периоды самого глубокого интеллектуального упадка. Для них сугубо утилитарные соображения никогда не играли решающей роли, как это нередко происходит с современными гуманистически ориентированными людьми. Гуманизм представлял собой первую форму того, что впоследствии стало современным "лаицизмом" — чисто секулярным, светским мировоззрением. Именно благодаря своему стремлению свести все к человеку как к самоцели, современная цивилизация вступила на путь последовательных нисхождения и деградации, завершившихся обращением к уровню нижайших элементов в человеке и ориентацией на удовлетворение его наиболее грубых, материальных запросов, что само по себе является достаточно иллюзорной целью, поскольку, цивилизация постоянно порождает значительно большее количество искуственных потребностей, чем она сама способна удовлетворить.

Дойдет ли современный мир до фатального конца того пути, на который он вступил? Или еще до того, как он низвергнется в бездну, затягивающую его все больше и больше, вновь произойдет вмешательство исправляющей силы, точно так же, как это случилось в период упадка греко-латинской цивилизации? Мы думаем, что остановка на пол-пути более невозможна, и согласно всем указаниям традиционных доктрин мы вступили в последнюю, завершающую стадию Кали-юги, в наитемнейший период этого "темного века", в эпоху диссолюции, из которой можно выйти только через страшный катаклизм. При таком положении вещей, мы нуждаемся не просто в частичном исправлении ситуации, но в полном и радикальном ее обновлении. Хаос и беспорядок настолько широко распространились и достигли такой точки, что намного превзошли все ранее известные пределы. Начиная с Запада, они грозят распространиться на весь остальной мир. Мы можем быть совершенно уверенными, что триумф этих сил обречен быть преходящим и иллюзорным, но сегодня он настолько тотален, что в нем нельзя не видеть знака самого чудовищного из тех кризисов, которые случались с человечеством в ходе настоящего цикла. Разве мы не достигли уже упомянутой в священных книгах Индии циклической стадии, "когда все касты смешиваются, и даже традиционная семья исчезает" ? Достаточно посмотреть вокруг, чтобы убедиться, что именно это и происходит сегодня, и заметить повсюду признаки глубочайшего вырождения, именуемого Евангелием "мерзостью запустения". Нам нельзя недооценивать серьезность подобной ситуации. Следует рассматривать ее такой, какая она есть, без оптимизма, но и без пессимизма, потому что, как мы уже сказали выше, конец старого мира будет в то же время началом нового.

Эти соображения подводят нас к вопросу: какова же причина существования периодов, подобных нашему? На самом деле, какими бы анормальными ни выглядели наши условия, взятые сами по себе, они являются элементом общего порядка вещей — того единого порядка, который, согласно формуле дальневосточной традиции, сам складывается из суммы частичных и относительных беспорядков. Наша эпоха, сколь бы трагичной и страшной она ни была, должна наравне с другими иметь свое законное место в общем ходе человеческого развития, и уже сам тот факт, что ее наступление предсказано в традиционных доктринах, служит достаточным подтверждением этого. Все сказанное нами относительно общей тенденции всякого цикла проявления, с необходимостью обусловленного прогрессирующей материализацией, дает нам исчерпывающее объяснение такого положения вещей, и убеждает нас в том, что анормальность и беспорядок, видимые как таковые с одной точки зрения, с другой, более универсальной и более высокой, точки зрения, окажутся следствием определенной и необходимой закономерности. Добавим, не останавливаясь на этом подробно, что как и при любом изменении состояния, переход от одного цикла к другому может проходить только в полной темноте. Это другой важнейший закон, заключающий в себе множество возможных приложений, но именно поэтому его подробный разбор увел бы нас слишком далеко от основного предмета нашего исследования7.

Однако это еще не все. Современный период с необходимостью должен представлять собой развитие определенных возможностей, составляющих потенциал нашего цикла со времени его начала, и какое бы низкое положение эти возможности ни занимали во всеобщей иерархии, все они без исключения обязательно должны реализоваться в закономерном и соответствующем порядке. В этой связи можно сказать, что, согласно традиции, для последней фазы цикла характерен повышенный интерес ко всему тому, что ранее, в предшествующих фазах, отбрасывалось как неважное и незначительное. И это прекрасно характеризует именно нашу цивилизацию, живущую лишь тем, что предшествующие цивилизации отметали как лишенное смысла. Чтобы до конца убедиться в этом, достаточно посмотреть, как иные еще сохранившиеся на Востоке цивилизации сегодня оценивают западную науку и ее применение в промышленности. Эти низшие формы знания, какими бы убогими они ни казались тем, кто обладает знанием высшего порядка, тоже должны когда-то реализоваться. Однако это происходит только тогда, когда подлинная интеллектуальность исчезает. Рано или поздно практические исследования, в самом узком смысле слова, должны быть предприняты, но заниматься такими исследованиями могут лишь в эпоху, полностью противоположную эпохе изначальной духовности, и лишь люди, настолько погруженные в материальные проблемы, что всему лежащему выше этой сферы суждено оставаться за пределами их интересов. Чем сильнее они стремятся эксплуатировать материю, тем больше они превращаются в ее рабов, обрекая себя на все убыстряющуюся спешку и на постоянное бесцельное и бессмысленное волнение, на рассеивание в чистом множестве, влекущее к окончательной диссолюции.

Таково в общих чертах и в наиболее существенных моментах подлинное объяснение современного мира, но следует четко уяснить, что подобное объяснение отнюдь не является оправданием этого мира. Даже если болезнь неизбежна, от этого она не становится здоровьем. Если, в конечном итоге, зло косвенно служит добру, оно само по себе не перестает быть злом. Заметим, что мы используем здесь такие понятия, как "добро" и "зло" лишь для того, чтобы быть лучше понятыми, и не вкладываем в эти слова никакого специфически "морального" смысла. Частичный беспорядок, будучи необходимым элементом универсального порядка, непременно должен существовать. Однако взятый сам по себе, он является чем-то похожим на монстра, урода, чудовище, — которые, возникая в согласии с определенным законам природы, тем не менее, представляют собой формы вырождения, — или чем-то подобным катаклизму, который, сам по себе будучи звеном в цепи нормального хода вещей, все же остается исключением, аномалией и паталогией. Современная цивилизация, равно как и все остальные вещи, имеет причину для своего существования, и в перспективе положения дел, характерного для конца цикла, можно сказать, что она является именно тем, чем она и должна быть, и что она возникла в предназначенный для нее срок и на отведенной ей территории. Однако все это не отменяет того факта, что судить ее следует в соответствии со столь часто произвольно интерпретируемыми словами Евангелия: "Извращение должно прийти в мир, но горе тем, через кого оно прийдет."

^ ^ ^



Глава 2. ПРОТИВОСТОЯНИЕ ВОСТОКА И ЗАПАДА
Сегодня между людьми Востока и людьми Запада,безусловно, существует пропасть, и это является одной из характерных особенностей современного мира. Хотя более полно этот вопрос мы рассматривали в другом месте8, здесь необходимо вновь к нему вернуться с тем, чтобы прояснить некоторые его аспекты и рассеять определенные недоразумения. В истории существовало множество различных цивилизаций, каждая из которых развивалась особым образом, в соответствии с ее природой и с естественными наклонностями тех или иных народов или рас. Однако различие в данном случае отнюдь не предполагало противоположности или противостояния, и между самыми далекими друг от друга формами цивилизации существовало определенное сходство, вытекающее из единства фундаментальных принципов, чьими частными приложениями, применительно к конкретным обстоятельствам, и являлись сами эти цивилизации. Так было в случае всех так называемых "нормальных" или (что в сущности одно и то же) "традиционных" цивилизаций. Такие цивилизации сущностно не противоречат друг другу, и любые возможные расхождения между ними являются чисто внешними и поверхностными. С другой стороны, цивилизация, не признающая никакого высшего принципа, и в действительности основанная на полном отрицании вообще каких бы то ни было принципов, уже в силу самого этого обстоятельства исключает возможность всякого взаимопонимания с другими цивилизациями, поскольку для того, чтобы такое понимание было воистину глубоким и действенным, оно должно проистекать из того самого высшего принципа, которого эта анормальная и извращенная цивилизация как раз лишена. Поэтому в современном мире мы видим, с одной стороны, цивилизации, оставшиеся стоять на традиционных позициях — таковы цивилизации Востока; и с другой — откровенно анти-традиционную цивилизацию или цивилизацию современного Запада.

Некоторые исследователи сегодня доходят до полного отрицания того факта, что деление человечества на людей Востока и Запада вообще соответствует каким бы то ни было естественным различиям. Но как бы то ни было, такое различие в настоящее время действительно существует. Прежде всего, невозможно всерьез усомниться в факте существования единой для Европы и Америки западной цивилизации, независимо от того как бы мы ее ни оценивали. В отношении Востока дел обстоит несколько сложнее, поскольку в настоящее время существует не одна, а несколько восточных цивилизаций. Различие и даже противоположность между цивилизациями Востока и цивилизацией Запада основаны на том, что всем восточным цивилизациям присущи определенные общие черты, позволяющие рассматривать их как цивилизации традиционные; в случае же западной цивилизации эти черты отсутствуют. Все современные цивилизации Востока являются в равной степени традиционными по своей сути. Чтобы дать более точное представление об этих цивилизациях, мы напомним здесь общие принципы их классификации, приведенные нами более подробно в других работах. Хотя такая классификация может показаться несколько упрощенной для тех, кто стремится разобраться в деталях, она остается, тем не менее, верной в своих основных чертах. Дальний Восток сущностно представлен Китайской цивилизацией, Средний Восток — Индуистской, Ближний Восток — Исламской. Следует добавить, что во многих отношениях Исламскую цивилизацию следует рассматривать как промежуточную между восточной и западной; особенно много общих черт она имела со средневековой Христианской цивилизацией Запада. Однако, если сопоставить ее с современным Западом, мы увидим, что она так же противостоит ему, как все собственно восточные цивилизации, к которым, согласно нашей точке зрения, она и должна быть отнесена.

Последнее замечание затрагивает важную проблему: до тех пор, пока на Западе существовали традиционные цивилизации, для противостояния Востока и Запада не было оснований. Противостояние имеет место лишь в случае современного Запада, поскольку речь идет, скорее, о противоположности двух типов сознания, нежели двух более или менее определенных географических реальностей. В определенные периоды истории, наиболее близким из которых является Средневековье, западное сознание в своих наиболее существенных чертах стояло гораздо ближе к восточному сознанию, нежели к тому, что оно представляет собой в современную эпоху. Тогда западная цивилизация была настолько же близка цивилизациям Востока, насколько сами эти цивилизации близки друг другу сегодня. В течение последних столетий Западная цивилизация претерпела фундаментальные изменения, гораздо более серьезные, чем все извращения, имевшие место в предшествующие периоды упадка, так как на этот раз вся человеческая деятельность полностью и радикальным образом изменила свою ориентацию и свой сущностный характер. Эти изменения произошли только на Западе. Поэтому, когда, говоря о современном мире, мы используем выражение "западное сознание", это равнозначно выражению "современное сознание". И поскольку иной тип сознания сохранился сегодня лишь на Востоке, мы можем, учитывая это обстоятельство, назвать его восточным типом сознания. Таким образом, оба термина — "сознание восточное" и "сознание западное" — характеризуют исключительно современное положение вещей. Поскольку "западное сознание" сложилось только в ходе недавнего периода истории, то и о противоположном, сугубо "восточном сознании," можно говорить лишь применительно к настоящему времени. Изначально же это "восточное сознание" было поистине присуще как людям Востока, так и людям Запада, так как его происхождение совпадает с происхождением самого человечества. Таким образом, его вполне можно назвать "нормальным сознанием" уже потому, что оно в большей или меньшей степени лежало в основе всех известных нам цивилизаций за одним лишь исключением — цивилизации современного Запада.

Некоторые люди, не дав себе труда как следует вчитаться в написанные нами книги, считают почему-то своим долгом упрекнуть нас в том, что мы, якобы, утверждаем, будто все традиционные доктрины приходят с Востока, и что даже в эпоху западной античности Запад неизменно черпал свои традиции исключительно на Востоке. Мы никогда на писали и не могли написать ничего подобного, хотя бы уже потому, что нам прекрасно известно, что это совершенно не соответствует истине. В действительности данные Традиции явно противоречат подобной идее: существуют достоверные свидетельства того, что Примордиальная Традиция настоящего цикла пришла из гиперборейских регионов. Позднее существовало несколько вторичных потоков этой Примордиальной Традиции, соответствующих различным периодам истории, и один из наиболее важных из них, по крайней мере, тот, следы которого все еще можно различить, несомненно перемещался с Запада на Восток. Однако все эти соображения относятся к весьма отдаленным временам, которые обычно называются "Предисторией" и которые мы здесь не собираемся разбирать. Мы хотим высказать лишь следующее: во-первых, центр Примордиальной Традиции уже в течение очень длительного времени и вплоть до настоящего момента располагается на Востоке, и именно там мы сталкиваемся с доктринами, самым непосредственным образом проистекаюшими из этой Примордиальной Традиции; и во-вторых, в настоящее время истинный дух Традиции, со всем тем, что он в себе заключает, представлен только и исключительно людьми Востока, и никем иным.

Это разъяснение было бы неполным без упоминания о некоторых предложениях по поводу возможной реставрации "западной традиции", появившихся в различных кругах в последнее время. Наиболее позитивным в подобных идеях является то, что они свидетельствуют о наличии людей, все в большей степени неудовлетворенных современным нигилизмом, ощущающих потребность в чем-то таком, что отсутствует в современном мире, и поэтому видящих возможность положить конец современному кризису только одним способом — через возврат к традиции в той или иной ее форме. К несчастью, "традиционализм" не совпадает с тем, что можно назвать по праву подлинно традиционным сознанием. Чаще всего традиционализм означает не более, чем простую склонность, более или менее смутное влечение, не предполагающее никакого подлинного знания. К сожалению, верно и то, что в ситуации интеллектуального смешения это стремление обычно ведет лишь к порождению фантастических концепций, построенных на чистом воображении и лишенных всякого серьезного основания. Не имея в качестве опоры никакой аутентичной традиции, такие люди часто доходят до того, что выдумывают никогда не существовавшие в действительности псевдо-традиции, настолько же безосновательные и далекие от каких-либо традиционных принципов, как и те доктрины, которые они тщатся заменить. В этом проявляется вся глубина современного хаоса, и каковы бы ни были намерения подобных людей, они лишь усугубляют общее смешение. Среди такого рода построений упомянем лишь концепцию так называемой "западной традиции", сконструированную некоторыми оккультистами из самых противоречивых элементов и призванную изначально конкурировать с другой не менее фантастической и беспочвенной концепцией т.н. "восточной традиции", выдуманной теософистами. Мы подробно говорили об этих вещах в другом месте, и предпочли бы сейчас без дальнейших отлагательств перейти к исследованию иных, более достойных внимания теорий, стремящихся, по крайней мере, обратиться к реально существовавшим традициям.

Выше мы упоминули об одном из потоков Традиции, пришедшем из западных регионов. Об этом свидетельствуют рассказы древних об Атлантиде. Нет сомнений, что после исчезновения этого континента в ходе последнего великого исторического катаклизма остатки атлантической традиции были перенесены в другие регионы, где они слились с другими уже существовавшими традициями, представлявшими собой по большей части ответвления Великой Гиперборейской Традиции. Скорее всего, сакральные доктрины древних кельтов как раз и являлись результатами именно такого слияния. Мы отнюдь не собираемся здесь обсуждать этот вопрос. Однако в любом случае, не следует забывать, что истинная атлантическая доктрина исчезла уже много тысячелетий назад вместе с цивилизацией, к которой она принадлежала, и разрушение которой произошло в результате извращения, в чем-то аналогичного тому, что мы наблюдаем сегодня, с тем лишь отличием, что человечество тогда еще не вступило в период Кали-Юги. Следует также иметь в виду, что эта традиция соответствовала лишь вторичному периоду нашего цикла, и следовательно, было бы большой ошибкой отождествлять ее с самой Примордиальной Традицией, из которой вышли все остальные традиции, и которая единственная из всех остается совершенно неприкосновенной и целостной с самого начала до самого конца цикла. Так как мы не можем привести здесь все факты, подтверждающие эти положения, мы хотели бы подчеркнуть лишь следующее: сегодня воскресить "атлантическую" традицию невозможно, так же, как невозможно соприкоснуться с ней более или менее прямым образом. Поэтому любые попытки сделать это останутся пустыми фантазиями. Тем не менее, исследование происхождения определенных элементов, вошедших в состав более поздних традиций, может представлять значительный интерес, при условии, что при этом будут приняты меры предосторожности против иллюзий, могущих возникнуть в этом вопросе. Но в любом случае подобные исследования ни в коем случае не способны привести к полному восстановлению традиции, которая совершенно не приспособлена к условиям современного мира.

Некоторые люди стремятся примкнуть к "кельтизму", и поскольку эта традиция менее удалена от нас во времени, ее восстановление может показаться не столь невероятным, как восстановление традиции атлантической. Но где сегодня найдется столь полноценный и жизнеспособный "кельтизм", чтобы он мог служить прочной основой традиции? Мы не говорим об археологических или чисто "литературных" реконструкциях, которые стали появляться в последнее время. Мы имеем в виду нечто совсем иное. Хотя и справедливо, что многие элементы "кельтизма" действительно дошли до нас через различные опосредующие инстанции, этого отнюдь не достаточно для восстановления полноценной традиции. Более того, можно отметить и такой странный факт, что в тех странах, где в древности существовала именно кельтская традиция, в настоящее время она забыта еще более основательно, нежели остатки других, изначально чуждых этим странам, традиций. Не следует ли всерьез задуматься о причинах этого явления, по меньшей мере, тем, кто еще не окончательно поддался напору навязываемых предвзятостей и предрассудков? Можно сказать и больше: во всех случаях, когда мы имеем дело с остатками исчезнувших цивилизаций, невозможно понять их действительное значение иначе, чем через сравнение их с аналогичными элементами живых традиций. И это верно даже по отношению к Средневековью, многие элементы которого полностью потеряли смысл для современного Запада. Только через установление контакта с живыми традициями можно воскресить то, что еще способно возродиться, и это, как мы постоянно подчеркиваем, одна из величайших услуг, которые может оказать Восток Западу. Мы не отрицаем, что определенные элементы кельтского духа сохранились и все еще могут проявиться в различных формах, как это происходило в различные периоды в прошлом. Но если кто-то попытается убедить нас в том, что по-прежнему существуют духовные центры, в которых, якобы, полностью сохранилась традиция друидов, мы потребуем представить доказательства, и до тех пор, пока это не будет сделано, будем рассматривать это утверждение как весьма спорное, если не сказать больше — невероятное.

В действительности, сохранившиеся элементы кельтизма были большей частью ассимилированы Христианством в Средние Века. Легенда о Святом Граале со всеми ее элементами является особенно важным примером этого. Более того, мы полагаем, что, если бы западная традиция могла быть заново восстановлена, она непременнно должна была бы принять религиозную форму в самом строгом смысле этого слова. Такой формой могло бы быть только Христианство, поскольку, во-первых, все другие возможные формы уже с давних пор чужды западному сознанию, а во-вторых, именно внутри Христианства, и мы можем сказать даже более определенно — именно внутри католицизма можно обнаружить последние остатки того традиционного духа, который еще сохранился на Западе. Всякое "традиционалистское" начинание, игнорирующее этот факт, заведомо будет лишено оснований и с неизбежностью обречено на провал. Очевидно, что основываться следует только на том, что существует в реальности, и там, где отсутствует непрерывная подлинная преемственность, любая конструкция будет искусственной и недолговечной. Если нам возразят, что само Христианство в наше время более не отдает себе отчета в своем глубинном содержании, мы ответим, что, по крайней мере, только оно в самой своей форме и в своей сущности содержит все необходимое для того, чтобы обеспечить основание восстановленной традиции. Самой реалистической и единственно осуществимой сегодня (по меньшей мере, теоретически) попыткой, было бы восстановление сущностно средневекового христианского строя, естественно, с учетом необходимой специфики сугубо современных условий. При этом все те элементы, которые были утрачены Западом безвозвратно, можно было бы заимствовать из других традиций, сохранивших их в целостности, и затем применить их к конкретным условиям Запада. Безусловно, такая реставрация может стать делом лишь могущественной и прекрасно организованной интеллектуальной элиты. Вопрос об элите мы уже затрагивали ранее. Однако полезно сделать это вновь, поскольку в последнее время появилось слишком много фантастических и невыполнимых проектов в этой области, а также потому, что следует раз и навсегда уяснить себе, что усвоить традиции Востока в их специфической форме могут только представители интеллектуальной элиты, уже по своему определению находящейся по ту сторону всех частных форм, так как эти традиции отнюдь не приспособлены для восприятия основной массой людей Запада. Такое положение сохранится и в дальнейшем, если не произойдет какая-то непредвиденная трансформация. Если западная элита все же будет сформирована, знание доктрин Востока явится для нее, по только что разобранным нами причинам, совершенно необходимым для осуществления свойственных ей функций. Но на всех остальных, то есть на большинстве западных людей, которому останется лишь пожинать плоды деятельности этой элиты, обращение к восточным доктринам вообще никак не отразиться прямо, так как влияние подобного знания будет для него косвенным и незаметным, хотя от этого не менее эффективным и глубоким. Хотя это наша неизменная точка зрения, которую мы уже неоднократно высказывали, мы считаем необходимым повторить ее еще раз, поскольку, если и нельзя всегда расчитывать на адекватное понимание высказываемых нами идей, по меньшей мере, следует стремиться заведомо избежать возможной неадекватной интерпретации наших намерений и убеждений.

Но поскольку более всего нас интересует актуальное положение вещей, мы оставим в стороне прогнозы на будущее и остановимся подробнее на проблемах, связанных с возможностью реставрации "западной традиции". Для того, чтобы доказать, что с проектами такого восстановления далеко не все в порядке, достаточно следующего наблюдения: эти проекты почти всегда заключают в себе более или менее явную враждебность по отношению к Востоку. Следует добавить, что это чувство не чуждо и тем, кто основывается на Христианстве: любой ценой подобные люди стараются отыскать здесь противоречия, которые на самом не существуют или являются чисто надуманными. Дело доходит даже до таких абсурдных утверждений, что, если в доктринах Востока и в Христианстве мы находим одни и те же идеи, и более того, идеи, выраженные в одинаковой форме, то все равно их смысл в обоих случаях различен или даже противоположен! Те, кто делает подобные утверждения, доказывают тем самым, что несмотря на определенные претензии они не слишком далеко продвинулись в понимании традиционных доктрин и не постигли фундаментального единства, стоящего за всем многообразием внешних форм. Такие люди не хотят замечать сходства даже там, где оно более всего очевидно. Поэтому и их понимание самого Христианства остается поверхностным и не соответствует идее подлинной традиционной доктрины, которая, будучи совершенной и самотождественной, может быть применена ко всем возможным сферам. Всем им не достает знания основополагающих принципов, и поэтому они гораздо более подвержены влиянию современного мышления, нежели они сами полагают, хотя именно такому мышлению они и стремятся противостоять. И в их устах слово "традиция" приобретает иной смысл, нежели тот, который вкладываем в это слово мы.

Вследствие интеллектуального смешения, характерного для нашей эпохи, само слово "традиция" применяется к самым разнообразным и подчас весьма незначительным предметам, например, к простым обычаям или обрядам, имеющим подчас совсем недавнее происхождение. В другом месте мы указывали на столь же неадекватное использование слова "религия". Необходимо быть крайне бдительным при использовании определенных терминов, так как некоторые искажения языка отражают деградацию определенных идей. Поэтому лишь тот факт, что некто называет себя "традиционалистом," еще не доказывает того, что он хотя бы приблизительно представляет себе, что такое "традиция" в подлинном смысле этого слова. Мы категорически отказываемся применять это слово к чему-либо ограниченному исключительно сферой чисто человеческого. На это особенно важно обратить внимание именно сейчас, когда стали появляться такие выражения, как, например, "философская традиция". Философия, оставаясь тем, что она есть, не имеет никакого права считаться "традицией", так как она относится исключительно к рациональному человеческому уровню, и это верно даже в том случае, если она прямо и не отрицает реальностей, выходящих за пределы этого уровня. "Философия" — это не более, чем продукт мыслительной деятельности человеческих индивидуумов, лишенных каких-либо источников нечеловеческого откровения или инспирации, а значит, одним словом, это чисто "профаническое" явление. Вопреки некоторым иллюзиям, имеющимся на этот счет у определенной категории людей, сознание, присущее той или иной эпохе, той или иной расе не может определяться и направляться только с помощью "книжных" наук. Реальные рычаги влияния на это сознание совершенно отличны от любых форм философских спекуляций, даже в лучшем случае в силу самой своей природы вынужденных оставаться чем-то совершенно внешним и чисто вербальным, а не подлинным и действенным. Утерянная традиция может быть реставрирована и оживлена только благодаря контакту с духом живой Традиции, а сегодня, как мы уже отмечали, этот дух действительно жив лишь на Востоке. Как бы то ни было, важно, что на Западе появилось, по меньшей мере, стремление к возврату к традиционному мировоззрению, хотя пока это остается только стремлением, и ничем более. Недавно появившиеся разнообразные проявления реакции против "современного мира", на наш взгляд, являются пока недостаточно полными, и это лишний раз подтверждает нашу точку зрения. Какой бы превосходной и безупречной ни была критическая сторона этих антисовременных движений, тем не менее, они еще очень далеки от восстановления подлинного интеллекта и ограничены слишком узкими горизонтами мысли. Однако в них, по меньшей мере, есть элементы такого мировоззрения, которое было совершенно немыслимо еще несколько лет назад. И если сегодня уже не все западные люди целиком и полностью удовлетворены узко материальным развитием современной цивилизации, в этом, быть может, следует видеть признак того, что для ее спасения еще не всякая надежда утрачена.

Как бы то ни было, если Западу суждено тем или иным образом вернуться к своей собственной традиции, его противостояние Востоку немедленно будет устранено уже благодаря самому этому факту, так как корни этого противостояния следует искать только в извращении Запада, и само оно сводится лишь к логической противоположности традиционного и анти-традиционного мировоззрений. Поэтому, вопреки некоторым вышеприведенным мнениям, первым результатом возврата к традиции должно явиться немедленное восстановление взаимопонимания с Востоком, как это всегда и должно происходить в случае цивилизаций, основанных на сходных или одинаковых принципах. Добавим, что подобное взаимопонимание возможно исключительно на этих общих принципах, создающих для этого необходимую базу. Истинно традиционное мировоззрение всегда и везде является сущностно одним и тем же, в какую бы форму оно ни облекалось. Различные формы, соответствующие различным типам мышления и различным временным и пространственным условиям, являются лишь выражениями одной и той же истины. Но это глубинное единство, скрытое под видимостью множественности, может сознаваться только тем, кто способен встать на точку зрения чистого интеллекта. Более того, именно в интеллектуальной сфере следует искать те принципы, из которых в нормальном случае проистекает все остальное — либо в качестве следствий, либо как их приложение. Поэтому, в первую очередь, согласие должно быть достигнуто в отношении этих принципов, в том случае, если стороны действительно стремятся к глубокому взаимопониманию, так как именно эти принципы в действительности являются наиболее существенными. Как только они будут адекватно поняты, согласие установится само собой. Следует добавить, что знание принципов является знанием самой сущности, то есть метафизическим знанием в подлинном смысле этого слова. Такое знание является столь же универсальным, как и сами эти принципы. Поэтому оно совершенно независимо от всякой индивидуальной обусловленности, которая, напротив, имеет значение лишь в том случае, когда дело доходит до частного применения этого знания. Поэтому сфера чистого интеллекта является единственной не требующей предварительной адаптации к тому или иному типу мышления. Более того, когда на этом уровне необходимая работа проделана, остается только развить ее последствия, и согласие будет достигнуто также во всех остальных сферах, поскольку, как мы уже говорили, именно от этого уровня прямо или косвенно зависит все остальное. С другой стороны, согласие, достигнутое в какой-то частной, не связанной с принципами сфере, будучи чем-то похожим скорее на дипломатическую договоренность, чем на истинное взаимопонимание, всегда останется в высшей степени нестабильным и непродолжительным. Вот почему — повторим это еще раз — истинное взаимопонимание может прийти только сверху, но не снизу. В этом процессе следует различать две стадии. Начинать следует с наивысшего уровня, то есть с принципов, и лишь потом постепенно спускаться к различным вторичным уровням, всегда строго сохраняя при этом существующие между этими уровнями иерархические взаимоотношения. И это с необходимостью должно стать делом элиты в подлинном и наиболее совершенном смысле этого слова, то есть элиты исключительно интеллектуальной, хотя, строго говоря, никакой иной просто не существует.

Эти соображения показывают, что в современной западной цивилизации полностью отсутствуют элементы, необходимые для того, чтобы она была нормальной и совершенной, как в плане ее реального взаимопонимания с восточной цивилизацией, так и сама по себе. Оба эти вопроса настолько тесно связаны друг с другом, что они составляют, в сущности, один единственный вопрос, и причины этого мы объяснили несколько выше. Теперь нам остается только более подробно показать, в чем состоит суть того анти-традиционного мировоззрения, которым является все сугубо современное мировоззрение; каковы возможные последствия, из него вытекающие и проявляющиеся в безжалостной логике актуальных событий. Но прежде, чем мы приступим к этому, следует сделать еще одно замечание. Быть радикально анти-современным еще не означает быть анти-западным в самом широком смысле этого слова. Напротив, быть анти-современным — это означает предпринимать единственное способное увенчаться успехом усилие по спасению Запада от его собственного вырождения. И любой верный своей традиции человек Востока представляет себе эту проблему точно в таких же терминах, что и мы сами. И совершенно очевидно, что у Запада будет несравнимо меньше врагов, если он перестанет отождествлять себя с современной цивилизацией, так как в этом случае подобная враждебность фактически не имела бы смысла. Однако сегодня чаще говорится именно о защите Запада, и это действительно странно, поскольку, как мы увидим далее, именно Запад в водовороте своей собственной хаотической активности угрожает увлечь в бездну все человечество. Это тем более странно и неправомочно, что подобные защитники Запада, несмотря на некоторые уточнения по этому поводу, хотят защищать Запад также и от Востока, тогда как истинный Восток не помышляет ни о нападении, ни о покорении кого бы то ни было и стремится лишь к тому, чтобы его оставили в покое, дав независимость и предоставив самому себе, что является, безусловно, вполне разумным и обоснованным требованием. Действительно, Запад испытывает необходимость в защите, но лишь в защите от самого себя и от своих собственных тенденций, которые, будучи доведенными до их логического завершения, с неизбежностью приведут его к разрушению и гибели. Вот почему следует настаивать на необходимости реформы Запада, и если такая реформа будет тем, чем она должна быть, то есть истинной реставрацией традиции, в качестве своего естественного следствия она повлечет за собой установление взаимопонимания с Востоком. Мы же, со своей стороны, стремимся по мере наших возможностей способствовать как этой реформе, так и скорейшему установлению взаимопонимания между Востоком и Западом, если для этого еще осталось время, и если есть шанс достичь какого-то положительного результата, прежде чем произойдет финальная катастрофа, к которой неумолимо приближается современная цивилизация в процессе своего развития. Но даже если сейчас уже слишком поздно для того, чтобы избежать этой катастрофы, любая деятельность, направленная к достижению этой цели, не останется бесплодной, так как в любом случае она поможет подготовить, хотя бы предварительно, процесс того "отделения" плевел от зерен, о котором мы говорили в самом начале, обеспечив при этом сохранность тем элементам, которым предназначено пережить гибель нашего мира и стать зародышем мира грядущего.

^ ^ ^

цитирай
23. анонимен - Би било добре г-н Беров да се запо...
23.10.2012 23:44
Би било добре г-н Беров да се запознае по-подробно с основоположенията на Исляма, да прочете внимателно житието на Мохамед, а не да спекулира с непроучени, ширпотребни клишета, потребни на лишения от вертикално измерение Das Man. Няма нищо странно и обидно да се проблематизират и оспорват с научни аргументи достойнствата на едно религиозно учение, но да се фалшифицира и обругава, да се подменя с нещо друго, това е нравствено осъдително. В този смисъл протестите са оправдани, но не и прерастването им в саморазправи, раздаване на пари за глави и др. подобни. Това противоречи на принципите на Кораническото послание, където е казано че в религията няма насилие. Мюсюлманите са в правото си да протестират срещу окарикатуряването на своя пророк, тъй както биха постъпили американците ако някой направи същото с Ейбрахам Линкълн примерно.
цитирай
24. анонимен - Политика, икономика и религия 9
24.10.2012 11:29
Горният дълъг пост задълбочава много дискусията и навлиза в дебрите на философията на историята, която е необятна тема и се изисква голяма подготовка, за да се обсъжда. Едва ли има мислител и изследовател, който да може да даде окончателен отговор на повдигнатите въпроси.

Мисля, можем да се съгласим, че античната гръко-римска цивилизация, която от своя страна има египетски, вавилонски и др. корени, и която е основата на нашата Западна цивилизация, е един от върховете в човешката цивилизация. Можем само да съжаляваме за нейното падане, защото на човечеството след това са необходими 1000 години, за да достигне отново нейното ниво. Вярно е обаче, че Средновековието е незаслужено заклеймявано като период на тъма и безпросветност. То несъмнено има и интересни и положителни аспекти. Причините за падането на Римската империя, по-точно на Западната Римска Империя, защото Източната съществува до 1453, до днес са обект на спорове. Всъщност това е кажи-речи основният въпрос на историографията и има поне 187 хипотези за причините. Напоследък английският изследовател Питър Хийтър в своята книга „Падането на Римската империя” добави още една 188-ма.

цитирай
25. анонимен - Политика, икономика и религия 10
24.10.2012 11:30
Аз бих казал, че може би най-важният отличителен белег на Западната цивилизация е ОРГАНИЗИРАНАТА НАУКА, феномен, който в този си развит вид не се наблюдава в нито една друга култура в човешката история досега. Това е и предпоставката за „научно-техническата революция”, която в последните 300 години осигури поне в материален план толкова високо качество на живота за толкова много хора, както никога по-рано в човешката история. Разбира се, не бива да бъдем шовинисти и да смятаме, че нашият западен начин на живот е единствено правилният и еталон за подражание от всички други култури. Те несъмнено също имат своите достойнства и няма такава обективна „надкултурна” или „надцивилизационна” гледна точка или критерий, който еднозначно да позволява културите и традициите да се окачествяват като по-висши или по-низши. Някой изследователи обаче смятат не съвсем бе основания, че въпреки липсата на обективни критерии ценностите на някои култури могат да превъзхождат тези на други. Хората просто понякога могат да изпадат в големи заблуждения какво е добро за тях и себеподобните им.

Почти не може също така да има съмнение, че моделът на западен капитализъм от последните 300 години поне от 1970 г. насам се развива много неблагополучно, поради което капитализмът в този си вид вече се намира в своя последен стадии. Светът е на прага на епохални промени. Лошото е, че никой няма идея или представа какво да се прави и се работи на парче, само и само да се отложи неизбежния край с някой и друг месец или година.
цитирай
26. анонимен - http://www. evrazia. tv/conte...
24.10.2012 17:05
http://www.evrazia.tv/content/liektsiia-2-post-antropologhiia
цитирай
27. анонимен - Политика, икономика и религия-абстракт
25.10.2012 21:22
Всъщност постингите, 10 на брой представляват едно кратко и добро популярно описание на основите на геополитиката. Макар и да не са едно към едно по темата на есето на Г-н Беров, което просто застъпва правото на хумористично отношение към разните вярвания, без това да представлява обида за когото и да било. Аз не намирам нищо чак толкова кощунствено във филма и раздуханата истерия всред най простите хора в ислямския свят е точно това-именно раздухана и то с определена цел свързана с изборите в САЩ. Заблуда на автора е обаче, каквото е писал за района на Персийския залив, тъй като тук има такива индустриални производства (те имат капитал), за които в България не можем и да мечтаем! Пък и точно тук нямаше никакви изстъпления по този повод (филма). Друг е въпроса, че имат много"отвлечено" понятие за демокрацията и статута на жените, но това се дължи далеч не на Исляма, а на техния допотопен етносен мироглед.
В тези десет постинга обаче анонимният коментатор добре е представил историята на геополитиката в сбита и популярна форма, очевидно полозувайки общоизвестни и лесно достъпни източници. Не така стои обаче въпросът с епилога, който явно е собствено творение повлияно от ретро соц амбиции и мироглед. Смешно е да се твърди, че "моделът на западен капитализъм от последните 300 години поне от 1970 г. насам се развива много неблагополучно, поради което капитализмът в този си вид вече се намира в своя последен стадии". Това ми звучи, като: "Комунизмът, висш и последен стадий на човечеството"! Точно в последните 300 години и особено след 1970 този модел постигна най-големите си успехи. Проблемите са от 1990 насам, но те не са толкова от модела, а от това че НЯМА ДОСТАТЪЧНО КАПИТАЛ! Просто производството по съвременни технологии достигна такива размери, че наличните пари не стигат за да го обслужат. Няма метод за да се измери големината на продукта. Само се знае, че цялото злато и скъпоценности далеч не стигат! Даже и на Китай вече не му стигат и икономиката му прегрява!
цитирай
28. анонимен - Политика, икономика и религия-абстракт
25.10.2012 21:51
Добре разработена серия от постинги, по същество популярно представяне на историко, икономико и религиозните аспекти на геополитиката. Макар, че не е точно по темата на Г-н Беров, който просто застъпва правото на цивилизования свят да се шегува с вярванията, без това да обижда когото и да е. Има грешка обаче Г-н Беров в представите си за страните от района на Персийския залив. Тук има такова индустриално производство, а и селскостопанска продукция, за каквито в България не можем и да мечтаем! Не е имало особени изблици на ярост относно филма, пък и аз не виждам нищо толкова обидно в него. Протестите бяха дирижирани всред ислямската простотия за да обслужат нечии интереси свързани повече с изборите в САЩ. Друг е въпросът, че тук имат доста "отвлечена" представа за демокрацията и правата на жените, но то не се дължи на исляма, а на етническите им традиции и разбирания. А и младите се борят по тези въпроси с религиозната схоластика и догматика.
Та постингите очевидно базирани на лесно достъпни популярни източници са добри. Не така е обаче със епилогът, който явно е на автора. Смешно е да се твърди,че "моделът на западен капитализъм от последните 300 години поне от 1970 г. насам се развива много неблагополучно, поради което капитализмът в този си вид вече се намира в своя последен стадии". Точно тогава този модел постигна най-големите си успехи. Такова заключение е плод на соц. възгледи и не е по-различно от идеята за комунизма, като висш и последен стадий за развитие на човечеството. Истината е, че моделтът някъде след 1990та забуксува, по простата причина, че няма достатъчно капитал! Просто поради развитието на технологиите продуктът стана толкова голям, че наличните пари-еквивалент на злато, скъпоценности и активи са много малко за да го обслужат. Няма методика за измерването на продукта и затова никой не знае какво да прави. Пари безконтролно не се печатат заради опасност от инфлация. Даже и Китай вече изпитва сериозни затруднения и икономиката му прегрява!
цитирай
29. анонимен - Политика, икономика и религия 11
29.10.2012 13:12
Благодаря за комплимента. Аз винаги е старая да пиша по темата, но понеже в света и обществото всичко е свързано с всичко, известни отклонения са неизбежни.

Наистина не претендирам за оригиналност на постовете, те се базират на публични, общодостъпни източници. Проблемът обаче в социалните науки е, че от безкрайното множество факти трябва да се направи някаква селекция, както и в това да се избере каква тежест да се придаде на отделните избрани факти. Поради това едни и същи социални явления и процеси понякога могат да бъдат изтълкувани диаметрално противоположно от различни наблюдатели.

Тезата, че капитализмът особено след 1970 се развива неблагополучно, също не е нова и не е моя. Навремето дори имах дискусия по този въпрос с покойния голям социолог Ралф Дарендорф. Перфектни общества няма, но никой не отрича, че либералният капитализъм в комбинация с либералната демокрация е най-доброто общество досега в човешката история. От това обаче не следва, че то няма недостатъци или че ще е вечно. То може да е желателно и хубаво, но по силата на своето вътрешно развитие да е обречено, поне в този си вид. Също така от това съвсем не следва, че разни социализми и комунизми са хубави и желателни или пък че Маркс е прав в прогнозата си за краха на капитализма и пришествието на социализма. Нещата са много по-сложни и не се вместват в подобни елементарни схеми. Всъщност поради тяхната изключителна комплексност можем да кажем, че никой не разбира докрай обществото, икономиката и историята.
цитирай
30. анонимен - Политика, икономика и религия 12
29.10.2012 13:13
Мога само да препоръчам на всички да се задълбочат в икономическото и социално развитите на Запада особено след 1970, откогато тръгват сегашните проблеми. Това вече не е капитализмът на Макс Вебер и „протестантската етика”, е един мошенически „кредитизъм”. След 1970 развитието на реалния сектор се прекрати, но капиталистите искаха да извличат още печалба, а работниците да живеят все по-добре. Това бе началото на финансовите спекулации, базирани на циркулацията на взети назаем пари. Създадена бе една виртуална икономика и бе надут гигантски балон в областта на кредита и финансите, който вероятно много скоро ще спука с катастрофални последици за световната икономика. Натрупаните в ЕС и САЩ дългове са толкова големи, че е абсолютно немислимо да бъдат върнати. В момента наблюдаваме един вид „състезание” между ЕС и САЩ кой пръв ще рухне.
цитирай
31. анонимен - Перевод с итальянского Викт...
30.10.2012 15:03

Перевод с итальянского Виктории Ванюшкиной


ОРИЕНТИРЫ

1.
Современный мир и люди Традиции

2.
Конец цикла. «Оседлать тигра»

В МИРЕ, ГДЕ УМЕР БОГ

3.
Европейский нигилизм. Распад морали

4.
От предвестников к «потерянному поколению» и «поколению протеста»

5.
Личины европейского нигилизма. Общественно-экономический миф и «протестные» настроения

6.
Активный нигилизм. Ницше

7.
«Быть самим собой»

8.
Измерение трансцендентности. «Жизнь» и «больше чем жизнь»

9.
По ту сторону теизма и атеизма

10.
Неуязвимость. Аполлон и Дионис

11.
Действие без желания. Причинный закон

ТУПИК ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМА

12.
Бытие и неподлинное существование

13.
Сартр: тюрьма без стен

14.
Существование, «проект, заброшенный в мир»

15.
Хайдеггер: забегание вперёд и «бытие-для-смерти». Коллапс экзистенциализма

РАЗЛОЖЕНИЕ ИНДИВИДА

16.
Двойной аспект безымянности

17.
Процессы разрушения и освобождения в новом реализме

18.
«Животный идеал». Чувство природы

РАЗЛОЖЕНИЕ ЗНАНИЯ — РЕЛЯТИВИЗМ

19.
Методы современной науки

20.
Сокрытие природы. «Феноменология»

ОБЛАСТЬ ИСКУССТВА. ОТ «ФИЗИЧЕСКОЙ» МУЗЫКИ К СИСТЕМЕ НАРКОТИКОВ

21.
Болезнь европейской культуры

22.
Разложение современного искусства

23.
Современная музыка и джаз

24.
Отступление на тему наркотиков

ПРОЦЕССЫ РАСПАДА В ОБЩЕСТВЕННОЙ ОБЛАСТИ

25.
Государства и партии. «Аполитейя»

26.
Общество. Кризис патриотизма

27.
Брак и семья

28.
Межполовые отношения

ДУХОВНАЯ ПРОБЛЕМА

29.
«Вторая религиозность»

30.
Смерть. Право на жизнь


ОРИЕНТИРЫ

1. Современный мир и люди Традиции

Целью настоящей книги является изучение отдельных аспектов современности, благодаря которым она выглядит преимущественно эпохой разложения. Одновременно с этим мы намерены рассмотреть проблему поведения и форм существования, которые в нынешней ситуации подобают особому типу человека.

Последнее ограничение необходимо постоянно иметь в виду. Всё, о чём пойдет речь в дальнейшем, относится далеко не ко всякому современному человеку. Напротив, мы имеем в виду исключительно тот тип человека, который, несмотря на свою полную вовлеченность в мир, включая даже те его области, где современная жизнь достигает наивысшего уровня проблематичности и остроты, внутренне не принадлежит этому миру, не намерен ему уступать и в душе чувствует себя существом иной породы, отличной от большинства наших современников.

Родиной такого человека, той землей, где он не чувствовал бы себя чужестранцем, является мир Традиции. Сразу оговоримся, что мы используем здесь слово Традиция в совершенно определённом значении (более подробно рассмотренном в других наших работах1), далёком от общепринятого и близком к тем категориям, которые использовал Рене Генон в своем анализе кризиса современного мира. В этом особом значении культура, или общество, является «традиционным», если оно руководствуется принципами, превосходящими просто человеческий и индивидуальный уровень; если все его сферы образованы влиянием свыше, подчинены этому влиянию и ориентированы на высший мир. Следует отметить, что мир Традиции, несмотря на всё разнообразие своих исторических форм, отличается сущностным тождеством или неизменностью. В другом месте мы уже попытались более точно определить ценности и категории этого мира, составлявшие основы всякой культуры, общества или жизненного уклада, который можно определить как нормальный, то есть вертикально ориентированный и напрямую связанный с истинным смыслом.

Между тем, все ценности, возобладавшие в современном мире, представляют собой полную противоположность ценностям, которые господствовали в обществах традиционного типа. Поэтому в нынешних условиях становится всё более очевидным, что возможность сколь-либо действенного изменения сложившейся ситуации — как путём активных наступательных действий, так и посредством организованного сопротивления этому миру того или иного масштаба, — опираясь на ценности Традиции (даже допуская, что ещё остались люди, способные их осознать и взять на себя), выглядит крайне маловероятной. Последние мировые потрясения показали, что отныне все попытки найти себе сторонников как среди наций, так и среди подавляющего большинства индивидов обречены на провал; столь же очевидно, что ни современные институты, ни общее состояние общества, учитывая победившие в нем идеи, интересы и силы, не оставляют нам ни малейшего шанса для подобного изменения.

Тем не менее, остались редкие люди, которым благодаря своей — до той или иной степени осознанной — принадлежности другому миру, образно говоря, удалось выстоять среди руин в атмосфере всеобщего разрушения. Остался небольшой отряд, который, похоже, готов продолжать сражаться даже на потерянных позициях, и пока он не сдается, не идет на компромиссы, искушаемый возможностью близкого, но, по сути, иллюзорного успеха, его существование служит лучшим подтверждением нашим словам. Есть и другие, кто, напротив, склоняется к тому, чтобы полностью отрешиться от этого мира; что, впрочем, требует особой внутренней предрасположенности и соответствующих материальных условий, обеспечить которые с каждым днём становится всё более затруднительно. Как бы то ни было, это — второе из возможных решений. Добавим сюда ещё более редко встречающихся людей, способных и в нынешних условиях отстаивать «традиционные» ценности на интеллектуальном уровне, не преследуя при этом никаких сиюминутных целей, тех, кто самим фактом своего существования оказывает безусловно благотворное воздействие на нынешнюю действительность, препятствуя ей окончательно закрыться от возможности проникновения иных, отличных от господствующих в ней взглядов и оценок как на материальном уровне, так и на уровне идей. Само их присутствие позволяет сохранять дистанции, свидетельствует о наличии других измерений, иных смыслов жизни и служит указателем тому, кто способен отстраниться от близкого и наличного, кто умеет видеть дальше и глубже.

Однако для тех, кто по тем или иным причинам не готов на полную материальную изоляцию, кто не может или не желает окончательно сжечь все мосты между собой и современной жизнью, проблема личного поведения в этом мире сохраняет свою злободневность, в том числе на уровне простейших человеческих реакций и отношений.

Именно этому особому типу человека посвящена наша книга. Именно к нему обращены слова великого предтечи: «Пустыня растет. Горе тому, кто скрывает в себе пустыню!»2. Действительно, как было сказано, для такого человека не осталось никаких опор во внешнем мире. Сегодня нет ни организаций, ни учреждений, которые, живи он в традиционном обществе, позволили бы ему полностью реализовать себя, ясно и однозначно организовать собственную жизнь, творчески воплотить внутренне родственные ему ценности в соответствующей сфере существования. Поэтому нелепо предлагать ему продолжать придерживаться тех принципов, кои, будучи естественными и законными в нормальном, традиционном обществе, более не являются таковыми в обществе ненормальном, в совершенно иной социальной, психической, интеллектуальной и материальной среде, в атмосфере всеобщего разложения, где господствуют силы едва сдерживаемого хаоса, целиком лишенные всякого высшего узаконения. Отсюда вытекают те специфические проблемы, которыми мы намереваемся здесь заняться.

Первым делом следует прояснить следующий важный момент, связанный с вопросом об отношении к «пережиткам», или «остаткам», старого мира. Так, в частности в Западной Европе, продолжают цепляться за жизнь различные социальные институты, нравы и обычаи, принадлежащие вчерашнему, то есть буржуазному миру. Необходимо чётко уяснить себе, что сегодня, говоря о кризисе, в большинстве случаев имеют в виду кризис буржуазного мира — именно основы буржуазной культуры и общества претерпевают сегодня кризис и разложение. Но буржуазный мир — это не тот мир, который мы назвали миром Традиции. Социальный, политический и культурный распад переживает система, сформировавшаяся со времен победы третьего сословия и первой промышленной революции, тогда как еще сохраняющиеся в ней остатки более древнего строя давно утратили свое изначальное живое содержание.

Каким может и должно быть отношение рассматриваемого нами человеческого типа к подобному миру? Это важный вопрос, от ответа на который зависит наша оценка явлений кризиса и разложения, становящихся всё более очевидными с каждым днем, а также наше отношение как к этим явлениям, так и к тому, что еще не окончательно ими расшатано и разрушено. Ответ на этот вопрос может быть только одним: исключительно отрицательное.

Рассматриваемый нами человеческий тип не имеет ничего общего с буржуазным миром. Всё буржуазное должно казаться ему чем-то «новым» и антитрадиционным, порождением процессов, имеющих отрицательный и подрывной характер. Действительно, во многих современных кризисных явлениях скорее следует видеть нечто вроде возмездия или рикошета3; ведь вызваны они как раз теми силами, которые, будучи пущены в ход против предыдущей традиционной европейской цивилизации, позднее обернулись против тех, кто пробудил их к жизни, и теперь сбрасывают их с пути, последовательно доводя общий процесс разрушения до его логического завершения. Наиболее наглядно это проявляется, например, в политэкономической области, где довольно легко прослеживается связь между буржуазной революцией третьего сословия и позднейшими социалистическими и марксистскими движениями; между демократией и либерализмом, с одной стороны, и социализмом — с другой. Первые просто послужили тому, чтобы расчистить путь вторым, которые позднее, позволив тем выполнить свое назначение, перешли к их окончательному устранению.

Во-первых, с точки зрения материальных возможностей, учитывая общую ситуацию, которая после переломного момента, ознаменованного двумя последними мировыми войнами со всеми вытекающими последствиями, с каждым днём становится всё более однозначной, подобное решение представляется чистейшим самообманом. Произошедшие изменения слишком глубоки, чтобы быть обратимыми. Уже вырвавшиеся на свободу или готовые к этому силы по своей природе таковы, что любая попытка загнать их обратно в рамки структур вчерашнего мира обречена на провал. Более того, уже сама попытка обращения к этим структурам, совершенно лишённым высшего узаконения, в надежде оказать сопротивление подрывным силам только усиливает последние и придает им особую остроту. Во-вторых, это решение поставило бы нас в крайне двусмысленное положение, равным образом неприемлемое с идейной точки зрения и опасное в тактическом плане. Как уже говорилось, традиционные ценности — те ценности, которые мы называем традиционными, — не являются ценностями буржуазными, но представляют собой их полную противоположность.

Таким образом, признание законности за указанными остатками, любая попытка связать их с традиционными ценностями или укрепить их последними в вышеуказанных целях, равнозначна признанию либо в собственном непонимании ценностей Традиции, либо в пренебрежение ими и готовности заключить недостойную и опасную сделку с подрывными силами. Опасность заключается, прежде всего, в том, что соглашаясь тем или иным образом связать традиционные идеи с остаточными формами буржуазного общества, мы тем самым подставляем первые под удар, который наносит наша эпоха по буржуазному миру, — удар во многом оправданный, неизбежный и необходимый.

Поэтому следует ориентироваться на противоположное решение, даже если оно скорее способно осложнить ситуацию и в определённом смысле является не менее рискованным. Необходимо разорвать все связи с тем, чему рано или поздно суждено погибнуть и решительно отказаться от опоры на какую-либо из ныне существующих или унаследованных социальных форм, включая даже те, которые имели подлинно традиционный характер, но исторически изжили себя. В этом случае наша задача будет состоять в поддержании основного направления, то есть в сохранении преемственности исключительно на одном, так сказать бытийном уровне, то есть на уровне внутренней ориентации при максимальной внешней свободе. Как мы вскоре увидим, единственную поддержку, которую может оказать нам сегодня Традиция, следует искать не в позитивных, регулярных структурах, присущих любой традиционной культуре, но в доктрине, которая содержит традиционные принципы в их высшем, невоплощенном состоянии, предшествующем частным историческим формам; в том знании, которое в прошлом не было достоянием масс, но имело характер «внутреннего учения».

Итак, учитывая невозможность положительного действия, направленного на реальное возвращение к нормальной традиционной системе, и маловероятность органичной и однозначной организации собственного существования в климате современного общества, культуры и нравов, остается решить, насколько мы можем позволить себе погрузиться в царящую сегодня атмосферу разложения, не будучи затронутым ею внутренне. Кроме того, имеет смысл разобраться, что из достигнутого на нынешней стадии — в конечном счете являющейся переходной стадией — как в интеллектуальной сфере, так и в области поведения может пригодиться нам для формирования собственного свободного образа жизни, который не выглядел бы «анахроничным», но, напротив, позволил бы нам соперничать с ними, при этом, однако, руководствуясь иными духовными принципами.

В этом отношении для рассматриваемого нами особого типа человека, сохраняющего верность Традиции, вполне приемлемым может оказаться предложенное кем-то правило: «быть там, где нападают, а не там, где обороняются»4. Иначе говоря, возможно было бы правильнее подтолкнуть то, что уже шатается и падает, вместо того чтобы поддерживать и искусственно продлевать жизнь тому, что отжило свой век. Эта тактика пригодна в том случае, если мы не хотим уступать инициативу противнику, не желаем, чтобы окончательный кризис стал делом рук враждебных сил. Рискованность подобной позиции более чем очевидна: неизвестно, за кем останется последнее слово. Но в наше время нет ничего, что не было бы рискованным. Для тех, кто выстоял, это, может быть, единственное из оставшихся преимуществ.

Смысл текущего кризиса и разложения, столь многими оплакиваемого сегодня, станет понятен лишь если мы четко поймем, что на самом деле прямой целью этих разрушительных процессов являются буржуазная культура и общество. Но с точки зрения традиционных ценностей они сами были первым отрицанием мира, им предшествующего и их превосходящего. Из этого следует, что кризис современного мира может оказаться, говоря по Гегелю, «отрицанием отрицания», то есть в некотором смысле положительным явлением. Здесь существует несколько возможных путей развития: либо это «отрицание отрицания» выльется в ничто — в то ничто, которое прорывается наружу в разнообразных формах хаоса, разочарования, бунта и «протеста», характерных для многих современных молодежных движений, либо оно приведет нас к другому «ничто», едва скрытому внешним порядком материальной цивилизации, либо, наконец, это «отрицание отрицания» расчистит новое свободное пространство, которое при определенных условиях сможет стать предпосылкой для грядущего формирующего действия, зачинщиком которого сможет стать рассматриваемый нами человеческий тип.

^ ^ ^

2. Конец цикла. «Оседлать тигра»

Последняя из указанных альтернатив дает нам возможность вкратце затронуть особую перспективу, которая, строго говоря, выходит за рамки основной темы данной книги, поскольку связана не с проблемой личного внутреннего поведения, но со средой, не с нынешней действительностью, но с будущим, на которое мы не имеем права рассчитывать и от которого никоим образом не должны зависеть наши действия.

Как можно догадаться из вышесказанного, речь идёт о перспективе, предполагающей, что наше время в конечном счете может оказаться всего лишь переходной эпохой. Прежде чем вернуться к основной теме, нам хотелось бы посвятить несколько слов этому вопросу. Для этого возьмем за отправную точку традиционную доктрину циклов и идею, согласно которой современная эпоха со всеми наиболее типичными для нее явлениями соответствует конечной фазе цикла.

Чтобы перейти от сказанного ранее к этому кругу идей, воспользуемся формулой, выбранной нами в качестве заглавия для настоящей книги: «Оседлать тигра». Смысл этого дальневосточного правила состоит в том, что если вам удастся оседлать тигра, то благодаря этому вы не только помешаете ему напасть на себя, но, удержавшись на нем, сохранив хватку, сможете в конце концов его одолеть. Интересующимся можно напомнить, что сходный сюжет можно встретить в школах традиционного знания, например в японском дзэне (различные ситуации человека с быком); имеет он параллель и в классической античности (здесь можно вспомнить, например, один из подвигов Митры, который позволяет разъяренному быку увлечь себя, но не ослабляет хватки, пока животное не останавливается, тогда Митра убивает его).

Эта символика крайне многогранна. Она затрагивает не только проблему выбора линии поведения в личной внутренней жизни, но и вопрос об отношении к кризисным событиям, имеющим всемирно-исторический масштаб. Во втором случае особый интерес для нас представляет связь этого символа с вышеупомянутой доктриной циклов, описывающей общее устройство истории и, в частности, с тем её аспектом, который относится к чередованию «четырёх веков». Как нам уже доводилось указывать в другом месте5 это учение имело сходные черты как на Востоке, так и на древнем Западе (см., например, Вико, который, правда, уловил лишь далекие его отголоски).

Согласно классической версии этой доктрины мировая история представляет собой последовательное нисхождение человечества от золотого века к такому, который Гесиод называл веком железным. В соответствующем более тщательно разработанном индуистском учении последний век называют кали-юга (тёмный век), при этом особо подчёркивают свойственную ему атмосферу разложения, сопровождающуюся переходом в свободное, хаотичное состояние материальных, психических и духовных сил, как индивидуального, так и коллективного порядка, прежде так или иначе связанных высшим законом и подчиненных влияниям горнего порядка. Тантрические тексты описывают подобное состояние посредством внушающего образа как «полное пробуждение» женского божества Кали, которая символизирует собой стихийную, первородную силу мира и жизни, но в своих «низших» аспектах является также богиней секса и оргиастических обрядов. Прежде «спавшая», то есть не проявленная в этих своих аспектах, в «тёмный век» она полностью пробуждается и начинает активно действовать6.

Похоже, все указывает на то, что именно это происходит в последнее время. Эпицентром подобного развития событий стали западное общество и цивилизация, откуда началось стремительное расползание кризиса по всей планете; согласно одному из оригинальных истолкований, причиной этого может быть то, что наша эпоха стоит под зодиакальным знаком Водолея, то есть под знаком вод, где всё обращается в текучее, бесформенное состояние. Итак, предсказания, сделанные много веков назад, именно этим временем датируются только что изложенные идеи, выглядят сегодня крайне актуальными. Этим объясняется то, почему мы сочли нужным провести связь между вышеизложенными взглядами и стоящей перед нами проблемой адекватного поведения в последние времена; поведения, символически описанного нами формулой «оседлать тигра».

Действительно, тексты, повествующие о кали-юге, о веке Кали, говорят также о том, что жизненные нормы, имевшие силу закона в эпохи, до той или иной степени отмеченные живым божественным присутствием, в последние времена следует рассматривать как недейственные. Новая эпоха принадлежит экзистенциально иному человеческому типу, который не способен соблюдать древние заповеди; в частности потому, что благодаря другой исторической среде, или, если угодно, иному расположению планет, даже соблюдение этих заповедей не может принести прежних плодов. Поэтому вырабатываются иные нормы и снимается обязательство хранить тайну относительно некоторых истин, этических правил и «обрядов», прежде скрытых от глаз посторонних ввиду их опасного характера и противоречия законам обычной жизни, регулируемой священной традицией. Ни от кого не ускользнет значение этого сходства. Здесь, как и в других вопросах, наши идеи, в которых нет ничего случайного или личного, по сути, совпадают с теми перспективами, которые издавна предвидел мир Традиции, описывая общие анормальные ситуации.

Теперь перейдем к рассмотрению принципа «оседлать тигра» в применении к внешнему миру, к общей среде. В этом случае его можно понимать следующим образом: когда определенный цикл цивилизации приближается к своему концу, трудно достичь чего-либо, оказывая сопротивление, прямое противодействие его движущим силам, поскольку это движение настолько сильно, что увлекает за собой всё и вся. Но важно не поддаться впечатлению всемогущества и мнимого триумфа сил эпохи. Эти силы, лишенные всякой связи с каким бы то ни было высшим принципом, по сути крайне недолговечны. Поэтому, вместо того чтобы зацикливаться на близком и настоящем, следует принять в расчет и возможное изменение ситуации в сравнительно недалеком будущем. Необходимо руководствоваться следующим принципом: предоставить силам и процессам эпохи развиваться свободно, но одновременно с этим сохранять твердость и готовность вмешаться, когда «тигр, не в силах наброситься на своего седока, устанет бежать». Христианская заповедь непротивления злу в довольно своеобразном толковании могла бы иметь схожее значение, как отказ от прямого нападения и уход в глубокую оборону.

Учение о циклах открывает нам следующую перспективу: конец одного цикла является началом другого, поэтому точка, в которой определенный процесс достигает своего предела, одновременно является точкой, с которой начинается его разворот в обратном направлении. Правда, здесь остается открытой проблема непрерывности, преемственности двух циклов. Положительное решение этой проблемы можно проиллюстрировать образом, заимствованным у Гофмансталя (Hofmannsthal), который говорит о встрече между теми, кто научился бодрствовать в течение долгой ночи и теми, кто может появиться на рассвете нового дня. Но подобный исход нельзя считать гарантированным: невозможно точно предугадать, каким образом и на каком уровне будет реализована преемственность между циклом, подходящим к своему концу и тем, который приходит ему на смену. Поэтому тот образ жизни, который мы считаем приемлемым для современной эпохи, должен иметь автономный характер и имманентную индивидуальную ценность и, следовательно, не должен никоим образом зависеть от положительных перспектив, которые могут открыться в более или менее близком будущем. Они могут вообще не проявиться до истечения цикла, так что возможности, которые возникнут после преодоления нулевой точки, будут касаться уже других людей — тех, кто придя нам на смену, также будут хранить стойкость, выстраивая своё поведение независимо от прямых результатов или внешних изменений.

Прежде чем вернуться к нашей основной теме, возможно, будет небесполезно указать на еще один важный момент, также имеющий отношение к циклическим законам. Речь идет об отношениях между западной цивилизацией и другими культурами, в частности, восточного происхождения.

Среди тех, кто распознал кризис современного мира и далек от мысли, что нынешняя цивилизация является наилучшей из возможных цивилизаций, вершиной и мерой для любой другой, были те, кто устремлял свой взгляд на Восток, поскольку там отчасти еще сохранился тот традиционный и духовный уклад, который на Западе уже давно перестал служить основой для эффективной организации различных областей жизни. Поэтому встал вопрос о необходимости обращения к Востоку в поиске отдельных принципов, пригодных для обновления и возрождения Запада.

Однако для начала необходимо разобраться в какой именно области это обращение имеет смысл. Если речь идет о простых доктринах и «интеллектуальных» контактах, его можно считать вполне оправданным. Хотя уже здесь следует заметить, что и традиционное прошлое Запада богато (пусть даже в меньшей степени) полезными примерами и образцами, так что в этой области также нет никакой особой нужды обращаться к неевропейским культурам. Подобного рода контакты вряд ли принесут нам действительную пользу, поскольку в лучшем случае они сведутся к встречам между редкими, хотя и высококвалифицированными знатоками метафизических учений. Если же говорить о чем-то большем, то есть о возможности реального и широкомасштабного влияния на существование, то здесь не стоит впадать в иллюзии. Современный Восток уже вступил на проложенный нами путь, он все больше подчиняется идеям и влияниям, которые привели нас к нынешнему положению, «модернизируется» и усваивает наши формы «светской» и материализованной жизни,а еще сохраняемые им остатки Традиции все больше теряют почву и вытесняются на обочину. Уничтожение «колониализма», приведшее к материальной независимости, которую стремятся отстоять восточные народы перед лицом европейцев, шло наряду с их все большим подчинением «продвинутым» и «прогрессивным» идеям, обычаям и мышлению, возобладавшим на современном Западе.

Действительно, с точки зрения доктрины циклов все, что на Востоке или в другом месте имеет ценность для человека Традиции является лишь остаточным наследием, которое еще сохраняется лишь потому, что процесс упадка находится там пока в зачаточном состоянии, а не потому, что речь идет о территориях, действительно свободных от этого процесса. Следовательно, момент, когда эти культуры догонят нас, окажутся в той же точке, в которой находимся сегодня мы, и столкнутся с теми же проблемами, теми же явлениями распада под знаком «прогресса» и модернизма — всего лишь вопрос времени. Более того, скорость их падения может оказаться более стремительной; это доказывает пример Китая, который за пару десятилетий прошел весь путь от традиционной империи до материалистического и атеистического коммунистического режима; путь, на который европейцам потребовались века.

Таким образом, не считая узкого круга ученых и знатоков метафизических дисциплин, «миф Востока» является провальным. «Пустыня растет», нет более ни одной культуры, на которую мы могли бы опереться, поэтому необходимо открыто встретить наши проблемы. Единственной позитивной, но гипотетической перспективой, открываемой нам циклическими законами, является следующая: мы первыми вступили в завершающую стадию нисходящего процесса темного века, поэтому не исключено, что мы же первыми преодолеем нулевую точку, в то время как другие культуры, позднее втянутые в это движение, напротив, окажутся приблизительно в том же состоянии, что и мы сегодня, отринув («преодолев») — еще сохраняющиеся у них и столь притягательные для нас сегодня — высшие ценности, соответствующие традиционному жизненному укладу. В результате этой перемены сторон Запад, преодолевший негативный предел, окажется более подготовленным к исполнению новой роли по общему управлению и руководству, которая будет существенно отличаться от его прежней роли, связанной с материальной и индустриально-технической цивилизацией, единственным результатом которой стало всеобщее нивелирование.

Возможно, этот беглый обзор общих проблем и перспектив окажется небесполезным для некоторых наших читателей. В дальнейшем мы более не будем возвращаться к этой теме, поскольку, как было сказано, нас интересует здесь главным образом проблема личного поведения, для решения которой необходимо определить автономные позиции, не зависящие от возможного развития ситуации в будущем, и понять как нам следует относиться к отдельным процессам, происходящим в современном мире, чтобы они могли иметь для нас иной исход, нежели тот, который по всей видимости ожидает подавляющее большинство наших современников.

^ ^ ^



В МИРЕ, ГДЕ УМЕР БОГ

3. Европейский нигилизм. Распад морали

Самой точной формулой для символического описания того общего процесса, который привел к нынешней кризисной ситуации в области морали и мировоззрения, можно считать слова Ницше: «Бог умер».

Поэтому в качестве отправной точки для достижения поставленных нами целей можно воспользоваться тематикой Ницше, которая и по сей день практически не утратила своей актуальности. Как было верно подмечено, сама личность Ницше и его творчество также имеют символический характер: «Это борьба за современного человека; человека, который отныне не имеет корней в священной почве традиции, и в поисках самого себя колеблется между вершинами культуры и пропастями варварства, пытаясь найти смысл, который позволил бы оправдать существование, отныне полностью предоставленное самому себе» (Р. Рейнингер)7.

Именно Фридриху Ницше лучше, чем кому-либо другому, удалось предугадать наступление «европейского нигилизма» как будущего и судьбы, «которая повсюду заявляет о себе множеством знамений и предзнаменований». «Великое, смутно предчувствуемое событие, смерть Бога» — стало началом крушения всех ценностей. С этого момента мораль, лишившаяся своей санкции, более «не в силах устоять», и вслед за ней рушатся все толкования, которые ещё недавно позволяли оправдать и узаконить прежние нормы и ценности.

Достоевский выразил почти ту же идею словами: «Если Бога нет, всё дозволено».

«Смерть Бога» — это образ, исчерпывающе характеризующий исторический процесс. Он отражает «неверие, ставшее повседневной реальностью», десакрализацию существования, полный разрыв с миром Традиции, который, начавшись на Западе в эпоху Возрождения и гуманизма, приобретает в современном человечестве всё более очевидный, окончательный и необратимый характер. Этот процесс охватывает все сферы существования, включая также те, где он пока ещё проявлен не столь отчётливо, благодаря действующему режиму масок, заменяющих «Бога, который умер».

В указанном процессе необходимо различать несколько стадий. Его первоначалом стал разрыв онтологического характера, вследствие которого из человеческой жизни исчезли все реальные связи с трансцендентностью. В этом событии было потенциально заложено всё дальнейшее развитие нигилизма. Отныне единственной опорой для морали, утратившей свою прежнюю зависимость от богословия и метафизики, стал авторитет разума, что, в частности, привело к появлению так называемой «автономной» морали. Это можно считать первым явлением, при помощи которого факт «смерти Бога» попытались скрыть от сознания. Характерной приметой рационалистической стадии, ознаменованной появлением таких концепций как «стоицизм долга», «моральный фетишизм», стало низведение абсолюта с отныне утерянного священного уровня до уровня чисто человеческой морали. Стоит в скобках отметить, что помимо всего прочего это является одной из отличительных черт протестантизма. На спекулятивном уровне знаком или символом этой стадии стала кантовская теория категорического императива, этический рационализм и вышеупомянутая «автономная мораль».

Но как только исчезают корни, то есть распадается изначальная действенная связь человека с высшим миром, мораль утрачивает своё прежде непоколебимое основание; вскоре она становится уязвимой для критики. В «автономной», то есть светской и рациональной, морали, как всего лишь эхо древнего живого закона, остается только выхолощенное и застывшее «ты должен», которому желают придать силу закона, способного обуздать все природные побуждения. Но при любой попытке определить конкретное содержание этого «ты должен» и тем самым узаконить его, почва ускользает из-под ног, ибо мысли, умеющей доходить до конца, более не на что опереться, она теряется в пустоте. Это справедливо уже для кантовской этики. Действительно, на этой первой стадии любой «императив» необходимо требует признания аксиоматической ценности за некими совершенно неочевидными предпосылками, которые к тому же устанавливаются исключительно на основании личных предпочтений или исходя из фактического устройства данного общества, каковое столь же необоснованно предполагается не подлежащим сомнению.

Следующая стадия распада, сменяющая этический рационализм, отмечена появлением утилитаристской, или «социальной», этики. Отказавшись от признания за «добром» и «злом» абсолютной внутренней основы, предлагают для обоснования действующих моральных норм руководствоваться теми же соображениями, к которым прибегают в повседневной жизни для достижения личной выгоды или общественного материального блага. Эта мораль уже несёт на себе стойкий отпечаток нигилизма. Поскольку более не существует никаких внутренних уз, можно попытаться обойти любую внешнюю социально-юридическую санкцию; всякое действие или поступок становятся дозволенными, если они не вступают в прямое противоречие с законом. Окончательно исчезает всё, что имело бы внутренне нормативный и императивный характер. Всё сводится к чисто формальному соблюдению правил, пришедших на смену ниспровергнутому религиозному закону. После непродолжительного периода господства пуританских норм и этического ригоризма буржуазный мир окончательно встал на этот путь; путь поклонения общественным идолам и конформизма, основанного на соображениях выгоды, трусости, лицемерии и инерции. Но индивидуализм конца века в свою очередь стал началом завершения этой стадии; началом стремительно распространяющегося анархического разложения, обретающего всё более острые формы. Он пробудил силы хаоса, которым осталось уже недолго скрываться за фасадом мнимого благополучия.

Предыдущая стадия, затронувшая лишь ограниченные сферы существования, была временем романтических героев — эпохой человека, ощутившего свое одиночество перед лицом равнодушного божества, эрой высшего индивида, готового, несмотря ни на что, к трагическому самоутверждению и нарушающего общепринятые нормы не ради отрицания их законности как таковой, но в стремлении отстоять свое исключительное право на запретное, как в добре, так и во зле. На идейном уровне этот процесс окончательно исчерпал себя у Макса Штирнера, который видел в любой морали последнюю форму идолопоклонства, подлежащего искоренению. В «потустороннем», продолжающем жить в душе человека и желающем быть законом ему, он изобличал «новое небо», то есть коварный перенос во внутренний мир того внешнего богословского потустороннего мира, который, казалось, был уже окончательно отвергнут прежде. Преодолевая «внутреннего бога» и превознося свободного от закона «Единственного», отрицающего всякую ответственность и противостоящего всем ценностям и притязаниям со стороны общества8, Штирнер, по сути, установил границы пути, ранее проложенного нигилистически настроенными социал-революционерами (от которых и ведет своё происхождение понятие нигилизм). Правда, в отличие от него они действовали, ещё веруя в утопические идеи общественного устройства, борясь за торжество «справедливости», «свободы» и «гуманизма» над несправедливостью и тиранией, каковые они полагали присущими тогдашнему порядку.

Однако вернёмся к Ницше. Европейский нигилизм, предсказанный им как общее и закономерное явление, помимо области морали в узком смысле охватывает также сферу истины, мировоззрения и последней цели. «Смерть Бога» равнозначна потере всякого смысла жизни, всякого высшего оправдания существования. Круг проблем, поднятых Ницше, хорошо известен: в результате истощения жизненных сил и нарастания потребности в бегстве от действительности был выдуман «истинный мир», или «мир ценностей», оторванный от «этого мира», ему противостоящий, придающий ему лживый, обманчивый характер и отрицающий за ним всякую ценность; был вымышлен мир бытия, добра и духа, который стал отрицанием и проклятием для мира становления, чувств и живой действительности. Сегодня распадается именно этот вымышленный «истинный» мир; осознание же того, что и сам он был всего лишь иллюзией, позволяет проследить само происхождение этого придуманного мира и выявить его человеческие, «слишком человеческие» и иррациональные корни. Вкладом Ницше — как «свободного ума» и «имморалиста» — в нигилизм можно считать именно то, что он истолковывал «высшие», «духовные» ценности не просто как ценности, рожденные обычными жизненными влечениями, но главным образом как ценности, рожденные почти исключительно побуждениями, характерными для «декадентской» и ослабленной жизни.

Итак, в результате единственно реальным остается только тот мир, который прежде подвергался отрицанию и осуждению во имя «высшего» мира, «Бога», «истины», то есть во имя того, чего нет, но что должно быть. Из этого вытекает следующий вывод: «Того, что должно быть — нет; то, что есть, суть то, чего быть не должно». Подобное состояние Ницше называл «трагической фазой» нигилизма. Это начало «нищеты человека, лишенного Бога». Кажется, что существование отныне лишилось всякого смысла, всякой цели. Вместе с императивами, моральными ценностями и любыми узами, рушатся все опоры. Здесь опять можно вспомнить Достоевского, который устами Кириллова говорит, что человек выдумал Бога только для того, чтобы быть в состоянии продолжать жить, — а следовательно, Бог есть только «отчуждение Я». К ещё более безоговорочным выводам пришёл Сартр, который заявил, что: «экзистенциализм не является атеизмом, если последний сводится исключительно к доказательству небытия Бога». И добавил к этому: «Даже если Бог есть, это ничего не меняет». Существование в своей обнажённой реальности полностью предоставлено себе самому и не имеет никакой точки отсчета вне себя, которая могла бы придать ему смысл в глазах человека.

Итак, как мы видим, указанный процесс развивался поэтапно. На первой стадии происходит своеобразный метафизический, или моральный бунт. На второй — те же причины, которые исподволь питали этот бунт, исчезают, растворяются, теряют свое содержание для нового типа человека, и именно эту вторую стадию можно считать собственно нигилистической, поскольку на ней главной темой становится чувство абсурда, чистой иррациональности человеческого состояния.

^ ^ ^



4. От предвестников к «потерянному поколению» и «поколению протеста»

Имеет смысл сразу указать на факт существования определённого идеологического течения с соответствующей особой «историографией», согласно которому вышеописанный процесс (или по крайней мере его начальные стадии) имеет положительный характер, является неким завоеванием. Это очередной аспект современного нигилизма, подоплёкой которому служит постыдное чувство «жертвенной эйфории» (или, как сказали бы мы сегодня, — «комплекс заложников» — Прим. перев.). Хорошо известно, что со времени зарождения просветительства и либерализма и вплоть до формирования имманентного историзма, поначалу имевшего «идеалистический», а позднее материалистический и марксистский характер, приверженцы подобных учений истолковывали указанные стадии распада как освобождение и новое самоутверждение человека, превозносили их как прогресс духа и как истинный «гуманизм». Позднее мы ещё увидим насколько подобного рода мышление сказалось на отдельных (далеко не лучших) взглядах Ницше, относящихся к периоду постнигилизма. Теперь же ограничимся указанием лишь на один существенный момент.

Никакой Бог никогда не связывал человека. Божественный деспотизм является выдумкой чистой воды. Точно такой же выдумкой является деспотизм, которому, по мнению деятелей эпохи Просвещения и революционеров, мир Традиции был обязан своим вертикально ориентированным устройством, своей иерархической системой и разнообразными формами законной власти и священного владычества. Вопреки подобным представлениям, истинным основанием традиционного мира всегда был особый внутренний склад, способность к распознанию и интересы, присущие особому человеческому типу, почти окончательно исчезнувшему в наше время. Некогда человек возжелал «освободиться» и ему было позволено это сделать. Ему разрешили разорвать даже те узы, которые скорее поддерживали, нежели связывали его; ему дали «насладиться» всеми последствиями обретённой свободы, которые со строгой неумолимостью привели к нынешнему положению дел, к миру, в котором «Бог мертв» (Бернанос говорит: «Бог удалился»), а жизнь превратилась в царство абсурда, где всё возможно и всё дозволено. Во всём произошедшем следует видеть исключительно действие того, что на Востоке называют законом согласованных действий и противодействий, который объективно работает «по ту сторону добра и зла», по ту сторону любой мелкой морали.

В последнее время разрыв увеличился, охватив уже не только уровень морали, но также онтологический и экзистенциальный уровень. Ценности, вчера подвергавшиеся сомнению и расшатывающиеся критикой немногих, сравнительно одиноких предвестников, сегодня окончательно утратили прочность в общем повседневном сознании. Речь идёт уже не просто о «проблемах», но о таком состоянии дел, при котором имморалистический пафос вчерашних бунтарей уже кажется предельно устаревшим и надуманным. С некоторых пор подавляющее большинство западного человечества настолько свыклось с мыслью о полной бессмысленности жизни и её абсолютной независимости от какого-либо высшего начала, что приноровилось проживать её наиболее сносным и по возможности наименее неприятным образом. Однако обратной стороной и неизбежным следствием подобного состояния является всё большее оскудение внутренней жизни, которая становится все более бесформенной, непрочной и ускользающей, наряду со стремительным исчезновением всякой стойкости характера. С другой стороны, поддержанию этого состояния способствует хорошо разработанная система компенсационных и усыпляющих средств, которая нисколько не утрачивает свой действенности от неумения большинства распознать ее истинный характер. Один персонаж Э. Хемингуэя подводит итог следующим образом: «Религия — опиум для народа... Но сегодня и экономика — это опиум для народа, также как и патриотизм... А секс, разве не является он тем же опиумом для народа? Но выпивка — это лучший из опиумов, совершеннейший из них, даже если некоторые предпочитают ему радио, этот опиум пользуется большим спросом».

Там, где рождается подобное чувство, фасад начинает шататься, строительные леса разваливаются и за распадом ценностей наступает очередь отказа от всех заменителей, при помощи которых пытаются замаскировать бессмысленность жизни, отныне предоставленной самой себе. Одновременно с этим возникает экзистенциальная тема тошноты, отвращения, пустоты, ощущаемой за системой буржуазного мира, тема абсурдности новой «приземлённой» «цивилизации». У людей с обострённой чувствительностью проявляются различные виды экзистенциальной травмы, возникают состояния, которые описывают как «чувство призрачности происходящего», «деградацию объективной реальности», «экзистенциальное отчуждение». Единичные переживания, ещё вчера доступные лишь редким мыслителям и художникам, становятся сегодня привычным и естественным образом жизни для многих представителей новейших молодежных движений.

Казалось бы совсем недавно всё вышесказанное касалось только отдельных писателей, художников и .«проклятых поэтов», которые вели беспорядочную жизнь, нередко злоупотребляли спиртным и наркотиками, смешивая гениальность с атмосферой экзистенциального распада и иррационального бунта против господствующих ценностей. Крайне показателен в этом отношении случай Рембо, высшей формой бунта для которого стал отказ от собственного гения, молчание, уход в практическую деятельность, граничащую с банальными поисками наживы. Можно вспомнить также Лот-реамона, которого экзистенциальная травма подтолкнула к болезненному прославлению зла, ужаса, хаотичной стихийности (Мальдо-рор, герой его стихов, говорит: «Я принял жизнь как рану, и воспретил себе самоубийством исцелить её»). Подобно Джеку Лондону и многим другим, включая раннего Эрнста Юн-гера, одинокие индивидуалисты издавна пускались в авантюры в поисках новых горизонтов в дальних землях и морях, но для остальных мир продолжал оставаться надёжным и устойчивым, и под знаменами науки звучал гимн во имя триумфального шествия прогресса, лишь изредка заглушаемый грохотом бомб анархистов-одиночек.

Но уже после Первой мировой войны процесс начал развиваться в полную силу, предвещая появление крайних форма нигилизма. Правда поначалу эти формы продолжали сохранять маргинальный характер и затрагивали преимущественно представителей творческой среды. Одним из наиболее значительных и радикальных явлений того времени можно считать дадаизм, который довел до логического завершения те глубинные побуждения, которые питали различные движения авангардного искусства. Дадаизм окончательно отверг уже сами категории искусства, утверждая необходимость перехода к хаотическим формам жизни, полностью лишенной рациональности, логичности и всяческих уз, призвав к принятию всего абсурдного и противоречивого в мире, как составляющего саму сущность жизни, и закончив прославлением этой бессмысленности и бесцельности.

Отчасти подобные темы позднее продолжил развивать сюрреализм с его отказом подгонять жизнь под «смехотворные условия всякого существования здесь внизу». Этот путь до самого конца, ознаменованного самоубийством, прошли такие сюрреалисты, как Ваше, Кревель и Риго (Vache, Crevel, Rigault), последний из которых бросил вызов своим единомышленникам, обвинив их в неспособности совершить какой-либо поступок вне рамок литературы и поэзии. Наконец, когда ещё молодой Бретон заявил, что самым простым сюрреалистическим актом было бы выйти на улицу и застрелить случайного прохожего, он просто предвосхитил то, что после Второй мировой войны осуществили отдельные представители новых поколений. Отказавшись от самоубийства как способа радикального решения проблемы смысла жизни для метафизически одинокого человека, они перешли от слов к делу, желая обрести единственно возможный смысл посредством абсурдных и разрушительных акций.

После очередной тяжелейшей травмы, нанесенной Второй мировой войной со всеми её последствиями, и краха новой системы мнимых ценностей, подобные настроения охватили целое поколение, названное сгоревшим или потерянным, которое, несмотря на изрядную долю фальшивости, показухи и карикатурности, присущих их поведению, стало живым знамением времени. И хотя это явление имело сравнительно локальный характер, оно ничуть не утратило своей типичности.

Первым делом здесь можно вспомнить так называемых «бунтарей без знамени», young angry man, с их яростью и агрессивностью, направленных против мира, где они чувствовали себя чужаками, уже не находя в нём никакого смысла и никакой ценности, достойных того, чтобы за них сражаться или хотя бы способных воодушевить на борьбу. Как уже говорилось, это стало признаком исчезновения из мира «умершего Бога» прежних форм бунта, в основе которых, несмотря ни на что, сохранялась — как в том же утопическом анархизме — убеждение в необходимости бороться за правое дело, которое можно отстаивать ценой любых разрушений и ради которого можно пожертвовать собственной жизнью. Если прежде «нигилизм» был отрицанием неких конкретных ценностей, присущих данному мироустройству и обществу, которые следовало уничтожить во имя других ценностей, собственно и толкавших на этот бунт, то его современные формы тяготеют к бунту в чистом виде, к иррациональному мятежу, восстанию «без знамени».

К этому же направлению относятся английское движение teddy boys (пижоны (англ.). — Прим. перев.) и немецкое движение Halbstarken (нем. — хулиганы, шалопаи. — Прим. перев.), «поколение руин». Известно, что как одни, так и другие использовали формы агрессивного протеста, нередко перераставшие в криминальные акции и откровенный вандализм, которые превозносились как «чистое действие», как бесстрастное свидетельство своего отличия от других. В славянских странах это явление проявилось в движении хулиганов. Еще более примечательным примером стали их американские единомышленники, представленные hipsters и beat generation (соответственно «хиппи» и «битники». — Прим. перев). Здесь также речь шла уже не о неких интеллектуальных построениях, но об экзистенциальной позиции, занятой определенной частью молодежи, что только позднее получило своё отражение в литературе особого толка. По сравнению со своими британскими единомышленниками эти молодежные движения отличались гораздо более холодным, откровенным и жестким неприятием любого мнимого порядка, рациональности, логичности — всего того, что они назвали «square», то есть всего, выглядящего «добропорядочным», устойчивым, законным и надёжным; как кто-то сказал, это была «молчаливая разрушительная ярость», отвращение к «тому непостижимому отродью, которое умудряется всерьез воспылать страстью к женщине, работе, семье» (Норман Подорец) (Phodoretz). Несмотря на все завоевания науки, для американских хиппи, наиболее полно испытавших на себе все прелести индустриализации и ничем необузданного активизма, «организованное безумие нормального мира», вся абсурдность того, что сегодня принято считать нормальным, проявились с наибольшей очевидностью. Поэтому основными проявлениями этого движения стало абсолютное нежелание как-либо отождествлять себя с внешним миром, полный отказ от какого-либо сотрудничества с обществом, от любой возможности занять «своё» место в этом обществе. При этом любопытно отметить, что это движение увлекло не только молодежь, не только наиболее пострадавшие социальные низы, но и выходцев из самых различных классов, в том числе и наиболее богатых. Новое кочевничество здесь соседствовало с тягой к простейшим формам существования. Для хиппи алкоголь, секс, негритянская джазовая музыка, скорость, наркотики, как и немотивированные преступления, в полном соответствии с тем, что некогда предлагал А. Бретон, стали средствами, позволяющими вынести пустоту существования за счёт крайнего обострения всех чувств. Они не боялись, но, скорее, жаждали «испытать ужасающие удары, наносимые собственным Я», пускаясь во всевозможные эксперименты над собой (Н. Мейлер). Отчасти книги Джека Керуака и поэзия Алена Гинзберга также стали порождением подобного рода настроений9.

Впрочем, надо сказать, что это движение уже имело своими предшественниками отдельных авторов, справедливо прозванных Уолтами Уитменами, которые, правда, в отличие от него воспели не оптимистический мир, исполненный надежд, и жизнь американской демократической молодежи, но мир, катящийся в пропасть. Не считая Дос Пассоса и отдельных авторов того же круга, можно вспомнить Генри Миллера начального периода, которого с полным правом можно считать духовным отцом подобных течений. Можно сказать, что он был «больше, чем просто писателем или художником, но, скорее, коллективным явлением эпохи — воплощенным и кричащим явлением, грубым проявлением экзистенциального страха, яростного отчаяния и бесконечного ужаса, скрытыми за крушащимся фасадом» (предисловие к «Тропику Рака». Editions du Chene, Paris, 1946). Это ощущение tabula rasa10, космического безмолвия, ничто, полного крушения эпохи «у пророка, увидевшего наступление конца мира в момент наивысшего расцвета и блеска этого мира, достигшего апогея своего величия и своей чумной заразы».

Именно Миллеру принадлежат эти характерные слова: «С самого начала я не знал ничего, кроме хаоса, который обволакивал меня подобно потоку, который я вдыхал своими легкими». «Каменный лес, в центре которого скрывается хаос», — так переживает современный человек окружающий его мир. «Бывало, что в самом центре хаоса, в самом его сердце, я плясал или напивался вдрызг, или занимался любовью, или с кем-то дружил, или планировал новую жизнь, но все было хаосом, все было камнем, ни в чем не было надежды, ничто не поддавалось пониманию»11.

Подтверждением подобного восприятия могут служить также те слова, которые вложил в уста одного из своих персонажей другой писатель, Герман Гессе: «Я предпочитаю корчиться в пламени дьявольской боли, чем жить в этой атмосфере средней температуры. Тогда вспыхивает внутри меня дикое желание сильных эмоций, чувств, гнев против этой плоской, рыхлой, обычной и стерилизованной жизни и жажда расколотить что-нибудь вдребезги, всё равно что — магазин, собор или самого себя; стремление к ужасающим безумствам... Что я всегда на самом деле отвергал, ненавидел и проклинал, так эту удовлетворенность, это безмятежное здоровье, этот жирный оптимизм буржуа, эту дисциплинированность посредственного, среднего обывателя». П. ван ден Босх (P. van den Bosch) писал в своих «Детях абсурда»: «Мы призраки войны, на которой мы не бывали... Мы взглянули распахнутыми глазами на этот расколдованный мир, мы, более чем кто-либо другой, являемся детьми абсурда. Бывают дни, когда бессмысленность мира тяготит нас как порок. Нам кажется, что Бог умер от старости и наша жизнь лишена цели... Мы не скисли и не ожесточились, мы просто начинаем с нуля. Мы были рождены в руинах. Когда мы появились на свет, золото уже превратилось в камень».

Таким образом, наследие предтеч европейского нигилизма по большей части было усвоено представителями упомянутых здесь движений «потерянной молодежи» в жестких формах пережитой жизни. Важной чертой здесь является отсутствие каких-либо социал-революционных требований, неверие в возможность организованной деятельности, которая могла бы изменить сложившееся положение дел; это отличает эти движения как от вчерашнего нигилизма, так и от левых интеллектуалов, выступающих против буржуазного общества. «Работать, читать, проходить подготовку в партийных ячейках, верить, чтобы потом сломать себе шею — нет, спасибо, это не для меня» — говорит, к примеру, один из героев Керуака. Таков итог, к которому практически сводится и любая «революция» левых сил, когда она достигает победы и преодолевает стадию простого бунта. Тот же Камю, после того как избавился от своих коммунистических иллюзий, со всей очевидностью выявил этот факт: революция неизбежно изменяет своим изначальным принципам, создавая новую систему угнетения и устанавливая новый конформизм, имеющий ещё более тупой и абсурдный характер.

Здесь не место для более подробного рассмотрения всех этих свидетельств травмированного существования, не говоря уже о свидетельствах со стороны тех, кого можно было бы назвать «мучениками современного прогресса». Как мы уже говорили, нас интересуют лишь те из них, которые представляют собой показательную ценность как знамения времени. Между тем большинство из рассмотренных выше форм выродились в экстравагантные и проходящие модные формы. Но невозможно отрицать той причинной, а следовательно, необходимой связи, которая объединяет их с миром, «где умер Бог», которому так и не нашли замены. Исчезают одни формы, на смену им приходят другие, родственные прежним по сути и различающиеся только обстоятельствами своего возникновения, и так будет вплоть до завершения настоящего цикла.

^ ^ ^

5. Личины европейского нигилизма. Общественно-экономический миф и «протестные» настроения

Мы только что указали на принципиальную важность того безразличия, которое выказывает определенная часть молодежи, переживающая кризис, по отношению к перспективам социальной революции. В связи с этим имеет смысл несколько расширить горизонты, указав те разновидности современного общественно-экономического мифа, при помощи которого нынешнее человечество пытается уйти от действительности или заглушить боль, вызванную утратой смысла существования: с одной стороны, речь идёт о «западной» идее prosperity12, с другой — о марксистско-коммунистической идеологии. И в первом и во втором случае мы, как и прежде, оказываемся на орбите нигилизма, который в материальном отношении приобрел гораздо более значительный размах сравнительно с размахом, достигнутом нигилизмом, присущем экстремистским кругам, для которых современный кризис имеет острый и незамаскированный характер.

Как уже было сказано, подоплёкой указанного мифа является стремление хорошо организованной историографии определённого рода истолковать процессы, подготовивших наступление европейского нигилизма, как прогрессивное движение. Подобная интерпретация лежит в основе как «западного», так и коммунистического мифа. Между двумя этими разновидностями в сущности единого мифа имеется своеобразная диалектическая связь, которая позволяет раскрыть их подлинный экзистенциальный смысл.

Коммунистический миф, благодаря своей грубой топорности и откровенному признанию экономики как основной движущей силы, позволяет с большей лёгкостью выявить те элементы, которые позволяют понять его конечную цель. Как известно, его сторонники развернули бурную полемику против всех тех явлений духовного кризиса, о которых мы только что говорили; однако, если само существование этих явлений ими не оспаривается, вся ответственность за их возникновение возлагается на «буржуазное декадентство», «непросвещенность» и «анархический индивидуализм», характерные для буржуазных элементов, оторванных от действительности; короче говоря, все эти феномены являются для них просто крайними формами разложения обречённой на гибель экономической системы, системы капитализма. Таким образом, в текущем кризисе желают видеть исключительно кризис тех ценностей и идеалов, которые некогда служили надстройкой данной экономической системы и продолжают жить сегодня исключительно благодаря лицемерию и лжи, не имея ни малейшей связи с практическим поведением индивидов и движущими силами эпохи. Экзистенциальная повреждённость человечества в целом объясняется как следствие экономической, материальной организации капиталистического общества. Поэтому в качестве целительного средства, способного привести к «новому истинному гуманизму», достичь человеческой полноты и «никогда прежде неведомого счастья», предлагается изменение общественно-экономической системы, уничтожение капитализма и установление коммунистического общества трудящихся по образцу, создаваемому в советском пространстве. Уже Карл Маркс воспевал коммунизм как «реальное овладение человеческой сущностью, осуществляемое самим человеком и во имя человека, возвращение человека к самому себе, как к общественному человеку, то есть как к человечному человеку»; для него коммунизм был равнозначен законченному натурализму и, в качестве такового, истинному гуманизму.

Этот миф скрывает за собой поистине ужасающую бездну; по мере своего воплощения и установления контроля над всеми движениями, организациями и народами он дополняется соответствующим воспитанием, представляющим собой своего рода психическую лоботомию, целью которой является методическая нейтрализация с детских лет всех высших форм восприятия и интересов, полное искоренение любого образа мысли, выходящего за рамки чисто экономических понятий или общественно-экономических процессов. В своих крайних формах этот миф представляет собой наиболее пагубное из всех усыпляющих средств, доныне применяемых к человечеству, утратившему свои корни. И тем не менее «западный» миф процветания зиждется, в сущности, на той же лжи, что и миф коммунистический. Особенно ярко это проявляется в тех его формах, которые связаны с технологической эйфорией, порождённой радужными перспективами «второй индустриальной революции» атомной эры, затмевающими тот факт, что сегодня мы практически живем на вулкане, в том числе материально и политически, учитывая возможные последствия борьбы за мировое господство.

Мы говорили о своеобразной диалектике, изнутри подрывающей этот миф. Так в коммунистическом пространстве он черпал свою движущую силу главным образом за счет утверждения необходимости создания новых форм государственного устройства, то есть таких общественно-экономических условий, при которых «индивидуальные» проблемы и «декадентские» кризисы отомрут сами собой; однако эти условия уже фактически реализованы сегодня во многих странах «западного» и северного ареала. Таким образом — это очарование цели, которое рассеивается в момент её достижения. Социально-экономический идеал, вожделенная цель пролетарского человечества в действительности оказывается духовно устаревшим в том самом «западном» обществе, где, вопреки прогнозам Маркса и Энгельса, атмосфера процветания охватывает широчайшие слои общества, успешно обеспечивая подавляющему большинству своих граждан сытое, легкое и комфортабельное существование, каковое марксизм собственно осуждал лишь постольку, поскольку считал его привилегией правящего класса «эксплуататоров» капиталистов, а не общим достоянием бесклассового общества. Однако, с точки зрения конечных целей, существенных расхождений между коммунистическим и «западным» мифом практически нет, и вскоре мы увидим какие выводы были сделаны из этого так называемым «протестным» движением.

Итак, в основе обеих этих общественно-экономических идеологий лежат одинаковые заблуждения и иллюзии — они всерьёз полагают, что экзистенциальная нищета сводится исключительно к той или иной форме материальной нужды, порожденной конкретным общественно-экономическим устройством; поэтому от неё должны больше страдать обездоленные и пролетариат, а не те, кто живёт в обеспеченных или привилегированных экономических условиях; а, следовательно, она должна автоматически исчезнуть с «освобождением от нужды» и общим улучшением материальных условий существования. Истина же, напротив, заключается в том, что страдать от утраты смысла существования могут равным образом как бедные, так и богатые, и между нищетой материальной и нищетой духовной никакой взаимосвязи нет. Только наиболее невежественные низы общества можно убедить в том, что тайна счастья и человеческой полноты кроется в том, что справедливо было названо «животным идеалом», в довольстве стадного животного. Гегель с полным основанием писал, что эпохи материального благополучия являются белыми страницами в книге истории, а Тойнби показал, что вызов, — challenge — который бросают человеку тяжелые и суровые условия, как материального, так и духовного порядка, довольно часто становится лучшим стимулом для пробуждения творческих сил общества. В некоторых случаях утверждение, что действительно милосердный человек должен постараться максимально усложнить жизнь своему ближнему, звучит не столь уж парадоксально. Не секрет, что высшие добродетели притупляются и атрофируются в лёгких условиях, когда ничто не вынуждает человека тем или иным образом испытывать себя, — и в конечном счёте не важно, что в подобных обстоятельствах в результате естественного отбора значительная часть не выдерживает и погибает. А. Бретон справедливо писал: «Необходимо воспрепятствовать тому, чтобы всецело искусственная бренность общественных условий затмевала реальную бренность человеческого состояния».

Впрочем, чтобы не слишком отклониться от нашей основной темы, укажем здесь лишь на то, что именно в обществе процветания наблюдаются наиболее обострённые формы современного экзистенциального кризиса. В качестве примера можно вспомнить вышеупомянутые движения новых поколений, в которых носителями бунта, отвращения и ярости являются не столько обездоленные и угнетенные люмпены, но вполне обеспеченные молодые люди, среди которых можно встретить даже детей миллионеров. Помимо прочего, показателен, например, статистически подтвержденный факт, согласно которому количество самоубийств в бедных странах нередко значительно ниже, чем в странах богатых, а значит, именно там люди наиболее остро переживают проблематичность жизни. Так называемое «белое отчаяние» может подстерегать и на финише общественно-экономического мессианства, как в одной пародии из музыкальной комедии об утопическом острове, где есть всё: «карты, женщины и виски», но постоянно возвращается чувство пустоты жизни, ощущение, что «чего-то всё же не хватает».

Поэтому не может быть никакой — кроме как обратной — связи между смыслом жизни и экономическим достатком. Приведём известный пример из древнего традиционного мира. Будда Шакьямуни, который на метафизическом уровне разоблачил пустоту существования и ложь «бога жизни», указав путь духовного пробуждения, не был ни угнетенным, ни голодным, ни представителем низших социальных кругов, вроде плебса в римской империи, к которому на первых порах была обращена революционная христианская проповедь; напротив, он был наследным принцем во всём блеске своего могущества и в полном расцвете юности. Поэтому на самом деле истинный смысл общественно-экономического мифа во всех его разновидностях состоит в том, что он служит средством внутренней анестезии и профилактики, направленной на полное исключение проблемы жизни, лишенной смысла, а также на всяческое укрепление этой фундаментальной бессмысленности существования современного человека. Следовательно, мы можем с полным основанием признать этот миф куда более действенным опиумом, нежели тот, который, согласно марксистам, применяли для усыпления ещё не просвещенного и не развитого человечества, находящегося в плену различных религиозных мифов, и, с другой стороны, распознать в нём один из методов, используемых активным нигилизмом. Перспективы, которые открываются сегодня перед большинством наших современников, предвидел ещё Заратустра, когда говорил о «последнем человеке»: «Близится время самого презренного из людей, который разучится презирать самого себя», — последнего человека, принадлежащего к «стойкой и быстроразмножающейся породе». «Мы изобрели счастье, говорят последние люди и подмигивают», «покинув края, где им трудно жилось».

В данном контексте одним из наиболее показательных явлений стало так называемое движение «тотального протеста». Во многом оно также вдохновлялось только что рассмотренными нами идеями. Последователи взглядов Маркузе пришли к выводу, что в рамках высокотехнологичного общества потребления не остаётся никаких фундаментальных различий между режимами развитых коммунистических стран и капиталистическими системами. Если в первых первоначальные революционные пролетарские требования практически исчезают, то во вторых они частично преодолеваются за счёт включения «рабочего класса» в систему потребления, что позвол
цитирай
32. анонимен - КАДЪРНОТО СИ Е КАДЪРНО
30.10.2012 21:04
Чудесна статия, доказваща заглавието на този отзив. Става дума за перото на г-н Беров, силно, безкомпромисно, и ...мислещо. Всеки човек има сърце - да вярва, и ум - да мисли. А верският фанатизъм е нещо страшно. Дано човешкият гений му се противопостави успешно ! Поздрав, благодарност, дълбоко уважение и почитание към вас, г-н Беров !
цитирай
33. анонимен - Skip to main content ПЛАТОНОП...
31.10.2012 23:20
Skip to main content
ПЛАТОНОПОЛИС
Идеи либо парят, либо умирают
Main menu

Home
Диалоги Платона
Неоплатонизм
Семинары
Политический платонизм
Платонизм и традиционализм

Дугин А. Радикальный Субъект и его дубль
Дугин А.
Радикальный Субъект и его дубль

Москва

2009


Глава 1. (ПОСТ)СИТУАЦИЯ ПОСТМОДЕРНА

(лекция №1 Нового Университета-2 – 2004 г.)



Сдвиг парадигм



Сегодня происходит фундаментальный сдвиг парадигм по сравнению с ситуацией модерна, Нового времени. Он столь же фундаментален, как и переход к модерну от премодерна, традиционного общества. Характер, содержание и качество этого перехода составляет нерв современной эпохи. Самое главное сегодня – корректно понять сущность происходящего, точно и адекватно ее интерпретировать.

Переход от модерна к постмодерну позволяет окончательно осознать сущность самого модерна. Это можно сделать только сегодня (а не вчера) именно потому, что теперь мы видим перед нами весь период модерна как нечто законченное и завершенное – от начала и до конца. А значит, мы можем выносить окончательное суждение о нем, не беспокоясь о том, что в его рамках осуществятся какие-то неожиданные и непредсказуемые парадигмальные метаморфозы.

Здесь самое время обратиться к пониманию модерна традиционалистами, которые совершенно корректно определяли его сущность как тотальное и всеобъемлющее отрицание парадигмы Традиции, премодерна. Модерн был процессом отрицания, но это отрицание имело собственную структуру, логику, свой стиль и свои нормативы. Модерн структурировался как язык, обратный языку Традиции, и это составляло его суть.



Модерн как процесс отрицания исчерпал свое содержание



Постмодерн как радикально новый этап основан на том, что процесс отрицания (т.е. собственно модерн) исчерпал свое содержание, свой смысл. Отрицать больше нечего (по меньшей мере, на Западе, где модерн как программа и был задуман и реализован). Премодерн исчерпан, избыт окончательно, следовательно, модернизации больше нечего подвергать, и модерн теряет смысл. Модерн завершен. Мы живем отныне не в современном, но в пост-современном мире. Мы живем в том, что называется «завтра», «завтра» наступило, причем такое, после которого никакого иного «завтра» уже не наступит.

Модерн закончен и закончено отрицание Традиции. Но конец отрицания Традиции не означает ее нового утверждения. Смысл постмодерна не в том, чтобы заместить отрицание новым утверждением, но чтобы заменить отрицание новым парадоксальным действием или жестом – не-отрицанием, которое одновременно не являлось бы и утверждением, т.е. таким не-отрицанием, которое одновременно было бы и не-утверждением.

На уровне языков происходит радикальная ломка всей парадигмальной матрицы – премодерн/модерн (1). Язык Традиции представляет собой стартовую структуру, имеющую четкую базовую организацию с неограниченно широкими возможностями вариаций. Язык современности строится таким образом, чтобы выдвинуть против каждого парадигмального элемента языка Традиции функциональный антитезис (цикл – история, вечность – время, сакральное – профаническое, божественное – человеческое, целостное – частное и т.д.). Совокупность этих антитезисов выстраивается в самостоятельную структуру, которая и составляет язык современности, вдохновляемый стихией отрицания. Но поскольку современность отталкивается от четкой структуры премодерна, то и сама она – как симметричный противо-образ – получает четкую структурированность, свои абсолютные ценности, свой философский, интеллектуальный, гносеологический и онтологический фундаментал. Последовательное «нет», утверждаемое в отношении всех аспектов Традиции, порождает строгую решетку смыслов и ценностей, методик и структур. И на определенном этапе возникает парадигма модерна, утверждаемая с созидательным и ценностным пафосом с таким напряжением, что отрицание, лежащее в основе всей программы Нового времени, затушевывается, пропадает из виду. Модерн создает нечто свое и обретает видимость полной автономии. Это высокий модерн, оптимистический модерн, стилистически и эмоционально оторвавшийся от своего базового импульса, являющегося фундаментально нигилистическим. Именно такой «высокий модерн» порождает иллюзию современности как автономной и самодостаточной утвердительной парадигмы, черпающей энергию в своей собственной эволюционной программе. Но именно этот «высокий модерн» и получает самый сильный удар со стороны постмодерна, который безжалостно возвращает модерн к его истокам: модерн справился со своей задачей по искоренению Традиции и ее языка, но вместе с тем он полностью исчерпал свою функцию; отныне его созидательный пафос не уместен, а там, где на нем чрезмерно настаивают, есть все основания считать, что к нему незаметно примешался язык Традиции, породив абсолюты и ценности там, где задача была уничтожить все абсолютное и релятивизировать все ценности. Постмодерн это и продолжение модерна (тогда его корректно определить как «ультрамодерн»), и преодоление модерна (тогда его название «постмодерн» следует принять без всяких поправок). При переходе к постмодерну модерн расщепляется: то, что в нем было строго отрицательным (в отношении парадигмы Традиции) – продолжается и сохраняется, то, что примешалось к этому отрицанию от предыдущей фазы (от премодерна), то отбрасывается. Так постмодерн абсолютизирует истинную нигилистическую программу модерна, предъявляя ее без обиняков и экивоков. Но уже не в качестве того, что следует сделать, не как проект или программу, а как описание свершившегося факта – как отчет или акт о сдаче объекта.

Постмодерн порывает с модерном как со структурой, с парадигмой, смешивает его очевидности, сваливает его абсолюты, осмеивает его ценности. Для постмодерна отныне все равно: что язык модерна, что язык премодерна, постмодерн отбрасывает оба языка, смешивает их до неузнаваемости, издевается в равной степени над обоими. Для постмодерна не важно ни утверждение (премодерн), ни его отрицание (модерн), он причудливо сливает разрозненные фрагменты обоих языков в нечленораздельную речь. Так возникает пародийная глоссолалия постмодерна, его холодное кликушество, ироничное и строго рассчитанное косноязычие.



Премодерн как странность



Постмодерн воплощает в себе странность в чистом виде.

Модерн это процесс десакрализации. Последняя идеология модерна – либерализм – это оптимальный вариант чистой десакрализации, концептуальное состояние, в котором десакрализация достигает своего пика. Десакрализация доходит до такой степени, что сакральное не видится более чем-то формально противоположным реальному, чем-то внешним, что требуется преодолеть и изжить. Сакральное перестает существовать вовсе, но значит, и десакрализация, составляющая сущность либерализма как синтеза модерна, теряет смысл и бытие. Значит, чтобы выжить десакрализация должна теперь сама учредить сакральное. Но такое сакральное будет по определению фикцией, симулякром. Это некое пост-сакральное начало, симулированный абсолют.

Симулированная сакральность составляет основную матрицу парадигмы постмодерна, основу его языка. Этот язык – странный язык.



Традиция как параллельный язык в эпоху модерна



Предложенная выше схема является весьма приблизительной, она отражает чистую сущность процессов, их обобщающие вектора. Дело в том, что на практике история модерна – т.е. современности – постепенно вытесняла язык Традиции только на поверхности, в глубине бессознательного его парадигмы были чрезвычайно устойчивы и сильны. Сплошь и рядом бессознательному (языку Традиции) удавалось перетолковать сознательное (язык современности) в свою пользу. Так возникали смешанные формы «нечистого модерна» (2), примерами которых являются такие политические идеологии как фашизм или коммунизм. Это – крайний случай, но и в самих либеральных странах премодерн из сферы подсознательного постоянно пробивался в область сознательного, порождая причудливые явления, моды, увлечения, экстравагантные течения, философии и т.д.

Постмодерн наступает тогда, когда процесс модернизации завершается на уровне сознания. Но тут в дело включается бессознательное, которое отныне получает свободу выйти из-под пресса жестких модернистских установок. Параллельный язык вырывается на свободу, но тут-то обнаруживается, что за период своего «подпольного» существования, своего «тюремного срока» в трюме корабля современности, он полностью выродился, фрагментировался, утратил цельность, и отныне представляет лишь пародию на Традицию.

Сакральное в постмодерне поднимается из бессознательного в сознательное, и сознательное более не чинит ему препятствий, но только на одном условии: премодерн всплывает как он есть, в разрозненном, расчлененном состоянии, и на уровне сознания нет и не может быть никакой интегрирующей модели, никакой ясной и структурированной парадигмы, которая выступила бы центром для собирания этих элементов в новое целое, в новое издание Традиции. Сакральное «реабилитируется» только как остаточное, разрозненное, рассеянное, распыленное, причудливое и сновиденческое, и берется отвлеченно и иронично, с дистанцией, как нечто экстравагантное и эксцентричное, призванное лишь слегка подогреть стремительно остывающий ультра-рациональный мир милым и невинным бредом.



Сатана и проблема предшествования



В книге «Философия Традиционализма» я говорил о «сатане и проблеме предшествования»(3). Прежние формы сакральности, предшествующие новым формам, даже в эпоху Традиции (премодерн) как правило «демонизируются», отправляются в «ад», превращаются в злых духов и ложных богов. Предыдущие структуры сакральности, отмененные новыми формами, как правило, зачисляются во владения «сатаны». Сатана – собирательная фигура «расчлененного сакрального».

В постмодерне сакральное всплывает именно в таком качестве – как нечто расчлененное, остаточное, разрозненное и никак не способное заново собраться. Как демоны изображаются в традиционной иконографии в виде монстров, искаженных существ, в которых перемешены звериные, человеческие и механические черты, где все пропорции и детали искажены и обезображены, так и язык Традиции появляется в постмодерне из сферы бессознательного именно в этой демонической стилистике, как сатанизм. То, что предшествовало модерну, исказилось в погребе Нового времени и поднимается сейчас из черных подвалов с обезображенными чертами.

По сути как пародия и симулякр, не как Традиция, но как «обезьяна Традиции» (ведь говорят, что «сатана есть обезьяна Бога»).



Словарь постмодерна



Традиционализм системно и методично показывает, как меняется язык при переходе от премодерна к модерну(4). Все концепции, имена, вещи, пропорции становятся качественно иными. В ходе этого процесса язык модерна заменяет собой язык Традиции, и постепенно становится вездесущей и тотальной парадигмой, предопределяющей любой дискурс – от самого философского и изысканного, до самого рудиментарного и бытового. В словаре модерна все позиции качественно отличаются от словаря Традиции. Основные понятия и систему их соответствий в обоих словарях мы тщательно рассмотрели в «Философии традиционализма»(5). Парадигмальный сдвиг в соответствующих языках достаточно полно описан и в моих книгах и в традиционалистской литературе в целом.

В постмодерне мы сталкиваемся с еще одним сдвигом, который подводит нас к образованию нового словаря – словаря постмодерна. Речь идет не только о неологизмах, появившихся в ходе описания процессов постмодерна в философской лексике, но – и это намного важнее – о фундаментальном изменении смыслов, вкладываемых в самые обычные слова и понятия, которые еще вчера мы с полной уверенностью произносили и истолковывали в системе координат модерна. Ни одно привычное понятие в постсовременности не означает того же, что оно означало в период модерна. Практически к любому из них для корректного использования следует отныне прибавлять приставку – «пост-». Это своего рода индексация новой эпохи, нормативное требование к переводу, без которого коммуникация будет отныне невозможна. Строго говоря, даже простейшие понятия – такие как «все», «реальность», «слово» и т.д. – отныне нуждаются в коррекции. В постмодерне нет «всего», есть только «пост-все»; нет «реальности» -- есть «пост-реальность»; нет «слово» -- есть «пост-слово» и так далее.



Пост-наука



Несколько примеров. В постмодерне некорректно говорить о науке. Наука, как ее понимал модерн – в духе позитивизма и постпозитивизма – закончилась (6). Вместо нее отныне существует «пост-наука», совмещающая на междисциплинарной основе подходы ранее несовместимые– научная методология соседствует с психологией глубин, рациональные методики с иррациональными, лабораторные опыты с креативным эстетическим дизайном. Наука в эпоху модерна рассматривала организмы как усложненные механизмы (Декарт, Ламетри и т.д.). Пост-наука теоретически и практически уравнивает механизм с организмом, отказываясь проводить разграничительную черту между ними. Так возникает теория киборга, синтеза человека и машины. Компьютеры стараются симулировать живые формы (от механизма к организму), а люди ищут способа интегрировать машинные возможности в свои организмы – отсюда культ допинга в спорте, эксперименты по вживлению в человеческое тело сенсоров, датчиков и микрочипов, клонирование и генная инженерия.

Наука изобретала механизмы, пост-наука – пост-механизмы, нечто среднее между механизмами и организмами, между живым и неживым. Эта область между одушевленным и неодушевленным -- в центре внимании науки постмодерна. С одной стороны, мы возвращаемся здесь к идее премодерна о пан-витализме (или «гилозоизме» аббата Телезио), т.е. о наличии живых энергий («душ») в каждой материальной вещи; это шаг в сторону Традиции. Но с другой стороны, характер обращения с вещами и предметами, стремление искусственно вмешаться в природные процессы и утилитарно и коммерчески использовать это вмешательство отражают типично позитивистский и сугубо современный подход.

Постнаука наглядно дает о себе знать в современной физике – в теории суперструн, фракталов и «странных аттракторов», физике хаоса и т.д.; в биологии – работа над геномом и клонированием; в психологии – квантовая психология, синхронизм; в гуманитарных науках – междисциплинарный подход, философия «постмодернизма» и т.д.



Пост-человек



Вместо человека модерна, который еще совсем недавно был «мерой вещей», приходит новое явление. В постмодерне появляется пост-человек. Человек модерна представлял собой «индивидуума», т.е. атомарную неделимую сущность, с предполагаемой автономностью. Он в отличие, от человека Традиции, не обозначал никого кроме самого себя, будучи верховной и главной инстанцией, последней ценностью и центральным актором мирового процесса. Реальность в модерне виделась антропоцентричной, в центре ее был «человеческий факт»(7).

Человек модерна был нерасчленимой цельностью, как до него этой цельностью был Бог монотеистических религий и сакральные силы домонтеистических традиций. В постмодерне эта цельность и центральность человека отменяются. А значит, старого знакомого человека больше нет. На смену ему приходят пучки импульсов, случайные агломерации биостратегий, хитросплетения механизма желаний. Пост-человек постмодерна принципиально дивидуален, т.е. этимологически «делим». Он может произвольно перекомпоновывать свою идентичность психологически и физиологически – меняя характер, убеждения, органы и пол. В нем не остается ничего константного, он сборная конструкция, в которой большинство элементов могут быть заменены.

Вместе с тем, пост-человек не единственен, но множественен. Он может быть клонирован – в будущем физически, а сегодня виртуально, выбирая себе множество симуляционных идентичностей – в компьютерных играх, в общение через сеть Интернет, в многообразии игровых ситуаций, предлагаемых структурой общества постмодерна.

Архетип – успешный менеджер, причем совершенно не важно, чем конкретно он занимается, продажей пиццы или консалтингом политических партий, нефтью или академическим институтом. Менеджер в теории универсален, и способен адаптироваться к любой профессии. Открытый мир и глобализация позволяют произвольно менять места обитания, имена, места работы и т.д.

Генная инженерия в скором будущем завершит этот постмодернистический процесс, и сегодняшние люди модерна (как устаревшие конструкции) будут полностью заменены клонами, киборгами и мутантами. Еще более «успешными» менеджерами.



Пост-общество



Нет больше в постмодерне и общества. Есть пост-общество. Модерн представлял собой переход от жесткой иерархизации, основанной на иррациональных (сакральных) принципах, к демократической и рационально структурированной системе, называемой «обществом» или «гражданским обществом» на языке модерна. Общество – на латыни socium – означает искусственно выстроенную систему связей между индивидуумами, которая заменяет собой органически сложившуюся в истории иерархически-кастовую или сословную модель. В постмодерне социальная система связей отменяется, превращаясь в динамичную сеть, которая выстраивается не на рациональных, а на произвольных принципах между одним пост-человеком и другим, без всяких оснований, по случайности, капризу или прихоти, независимо от территориальной, национальной, культурной или государственной принадлежности каждого из них.

Возникает пространство «компьютерных зарослей» с экзотическим полуприродным, полумеханическим антуражем.



Пост-политика



Исчезает традиционная политика, превращаясь в «микрополитику желаний», следование случайным настроениям в ситуациях почти ничего не значащего выбора, или в медиа-политику, которая сводится к визуальному соучастию в спектакле на политическую тему, не требующему от зрителя никакого реального выбора, решения или действия. В пост-человека закладывается информация, а потом по условному сигналу вызывается. Симуляция объекта выбора (некорректно сформулированная проблема плебисцита или опроса) дублируется симуляцией самого выбора. Политика развоплощается вплоть до своего исчезновения. Институты демократии истончаются до чистого духа демократии, а дух превращается в духи, парфюм.



Пост-история



Истории в постмодерне больше нет. Не было ее и премодерне, там царствовал цикл. Модерн поместил бытие в процесс времени, наделив время смыслом, содержанием и векторной ориентацией, а постмодерн потерял это бытие, не обнаружил его там, где оно находилось в Новое время. Так началась пост-история (Ж.Бодрийяр), время, лишенное смысла, чистое время, сетевое время, время как деньги, как чистый бессмысленный процесс.

История кончилась (Фукуяма), на ее место пришло рециклирование, алеаторный код случайных модуляций, приливы и отливы мод, не оставляющие следа на песке человечества.

Пост-история основана на постоянном рециклировании прежнего, так как ничего нового принципиально не происходит и произойти не может, значит остается только повторять старое, освобожденное от содержания – и от того, которое оно имело в премодерне, и от того, которое оно имело в модерне.



Пост-государство



Постмодерн не знает больше национальных государств, вместо них создается единое Мировое Государство (World State) планетарного масштаба, строго совпадающее с пост-обществом. Это процесс глобализации, случайного соединения пост-человеческой массы мириадами динамических сетей. В политологии постмодерна это называется «Империей»(8). Глобальная «Империя» транснациональна и представляет собой систему тотального контроля нового поколения – контроль осуществляется не над отдельными личностями или коллективами, а над парадигмами сетей – операционными системами, протоколами, доступом, фильтрами, программным обеспечением и т.д. Это -- softpower, управление с помощью первичных мотиваций (биополитика), а в перспективе – генного программирования. В мировом пост-государстве все одновременно предельно свободны и предельно предсказуемы (т.е. запрограммированы). Сеть тотальна, и все что вне сети не существует. Это матрица.



Пост-тело



Пост-человек утрачивает самое дорогое и понятное человеку модерна, базис (Лакан) – свое тело. Будучи композитным и программируемым тело утрачивает уникальность, а возможность мультипликации компьютерных, ролевых и сетевых идентичностей делает его условностью. Возникает свободный электронный двойник. Тело превращается в тень. Тень – это пост-тело, тело постмодерна. Оно прозрачно, рекомбинируемо, голографично -- в перспективе подлежит телепортации, так как является лишь цифровым кодом. В постмодерне тело окончательно становится «протезом» в этимологическим смысле – т.е. «чем-то замещающим данность». Сублимируясь в экстатическое «тело наслаждений» (тело без органов Арто) при случайном энергетическом приливе, оно рассыпается в энтропическую пыль при отливе так, что грань между жизнью и смертью, одним пост-человеком и другим постепенно стирается. Остаются тени – пляшущие, кривляющиеся, сходящиеся и расходящиеся в мозаичном и дробном круговороте.

Тень отрывается от предмета, получает самостоятельность. Тело не отбрасывает больше тени, будучи отмытым и оцифрованным в режиме hyperclean. Наоборот, тень отбрасывает тело, порождая его в причудливой каденции случайных перемещений и трансформаций.



Пост-эротика



Время эроса, так беспокоившего мыслителей модерна, стремившегося его освободить, уходит, наступает эпоха пост-эротизма. Производство потомства осуществляются новыми способами в рамках деления, стерильного и серийного штампования. Наслаждение доставляется сетевыми симуляторами, интенсивно программирующими сенсорные датчики. Влечение, желание изолируется от субъекта и объекта, получает автономное бытие и становится достоянием сетей. Наслаждение (эрос) = подключение; травма (танатос) = отключение, обрыв связи.

Постлюди тяготеют к стилю юнисекс, пародийно воспроизводящему андрогинию – как архетип цельности премодерна.



Пост-пространство (офитическая сеть)



Пространство становится виртуальным, сетевым. Это совокупность змеевидных и паутинообразных проводов, по которым циркулируют в бешеном ритме кванты информации. Скорость передачи информации, возрастая до определенной критической черты, по сути, отменяет физическую дистанции, а вместе с ней – ландшафт, географию, климат (климат-контроль). Пост-человек одновременно пребывает в разных местах, вплоть доя симуляции билокационных явлений, свойственным в премодерне лишь святым или колдунам. Офитические сети позволяют снять пространство как то, что разъединяет и соединяет, оно становится дробным и прерывным, квантированным. Здесь важны не расстояния, а орбиты.



Пост-деньги



Отменяются деньги, вместо них – электронные потоки. Так как субсистенцию гарантирует сеть, то порядок купли\продажи и работы\заработка теряет смысл. Подключаясь к электронным потокам, пост-человек автоматически становится в вихрь обмена, этим жестом он и платит, и получает, так как генерирует электронный поток своего сетевого присутствия и воспринимает сетевые импульсы. Если и в модерне настоящие богачи больше служат деньгам, чем владеют ими (по формуле Гобсека), то в постмодерне деньги полностью пресуществляются в массу капитала, которая, в свою очередь, сливается с парадигмой мировой сети.



Пост-экономика



На смену экономики приходит пост-экономика, как следующий этап становления «новой экономики» или «финансизма». Рыночный фундаментал окончательно испаряется, структура спроса и предложения переводится в причудливые узоры графиков технического анализа, пока смыслом биржевых сделок не станет чистое наслаждение игрой ценовых трендов, а брокеры не превратятся в дзэн-буддистских созерцателей, полностью лишенных азарта обладания и делающих ставки по логике «быков» или «медведей» в стиле бесстрастного самурайского ритуала.



Постреальность



Для термина аналогичного термину «реальность» в постмодерне есть особое понятие «виртуальность». «Виртуальным» в обычном философском словаре (модерна) называется то, что может осуществиться как реальное, но пока остается в нереализованном состоянии – в качестве наброска, плана, проекта или макета. В постмодерне реальности, которую знает уютный и оптимистический позитивизм, более не существует, и остается только «виртуальность». «Может быть» отныне строго тождественно с «есть». То, что может быть, уже есть, а то, что есть, это лишь то, что может быть.



Постмодерн не возврат к Традиции



В тезаурусе постмодерна явно разрывается нить языковой парадигмы модерна. И здесь начинается зона колоссального риска. Процесс постмодерна запускает поднятие затопленного континента, экскавацию и реанимацию погребенных примордиальных могуществ, пробуждение древних захороненных сил. Задача постмодерна в том, чтобы эти силы, проснувшись, не выстроили бы свой порядок, – это было бы возвращением Традиции, и модерн оказался бы в таком случае лишь короткой и случайной интерлюдией в вечных ритмах премодерна, -- но попались бы в сеть, уловленные хитрыми и искусными охотниками. И попавшись в сеть, они призваны оживить своей агонией движение искусного мирового механизма, глобального аппарата, который будет переводить их слепую мощь в кванты сублимированной информации, стремительно бегущей по змеиным проводам.

Это как бы ад, но на самом деле не ад.



Демон как актор постмодерна



Человек был «актором», главным деятелем модерна. Он был его субъектом. Пост-человек, приходящий ему на смену, не является ни субъектом, ни актором. В постмодерне он не главный. Элемент среди многих других. Здесь доминируют иные принципы: с одной стороны, сетевая парадигма, которая выступает как безличный абсолют, программирующий всю операционную среду в глобальном масштабе, а с другой, квантовый импульс свободной энергии, нагнетающейся и разряжающейся внезапно, вспыхивающей подобно молнии и исчезающей в непроглядной тьме бесконечных экранов, сходящихся к оптике зеркала. Этот импульс можно назвать «демоном». На языке постмодерна.

Демон – тот, кто живет и действует в сети. Он без предупреждения низвергается на пост-человека, пронзает его, заставляя трепетать, а потом также внезапно покидает. Пост-люди группируются вокруг демонов, структурируются вокруг их присутствия, как вокруг мгновенной оси. Демоны действуют как источник наслаждения, боли, резкого ощущения наличия бытия, возвращая сонное пост-человеческое мерцание к интенсивному и отчетливому фокусу. Только в момент прихода демона пост-человек понимает, что он есть (пусть и виртуально) и что есть нечто вокруг него. Это как искра пробуждения, импульс жизни, движение, толчок, жест, состояние, влечение, электрический заряд.

Демон организует процесс, вливает огромный заряд сил, структурирует ситуацию, придавая ей смысл, значение, распределяя роли, активируя волю и свежесть восприятия. Демон передает виртуальному пространству и виртуальным ситуациям динамику и осмысленность; он выступает временным демиургом, по сути, создавая для пост-человека или группы пост-людей целый мир – со своими правилами, законами, нормами, драмами, сюжетами, коллизиями, сценариями, распределением побед и поражений.

Внутри озаренного демоном сегмента сети возникает логика и смысл, четкая структуризация и систематизация.

Но бытие демона очень краткосрочно. Его специфика в том, что он никогда надолго не задерживается, быстро покидает сетевой кластер и произвольно и неспровоцированного возникает в ином месте, проявляясь через других пост-людей или иные сетевые явления.

В постмодерне все – война, бизнес, наука, культура, производство, быт, досуг, управление – определяется наличием «демона» как странного аттрактора. Он есть, и ситуация обретает смысл. Его нет, и все рассыпается, рассасывается, соскальзывает в энтропию.

Так, в постмодернистском кино, например, у Тарантино в «Криминальном чтиве» и в других картинах. Нет сюжета, нет логики, нет героев, нет системы отношений, нет инсайта в психологию и экзистенциальную проблематику действующих лиц. Есть только вспышки ситуаций, нагруженных причудливым присутствием какой-то ускользающей от классического восприятия сущности. Либо ситуация развертывается в повышенном энергетическом напряжении, либо срывается в вялую бессмысленность, наполненную псевдо-символическим мусором (так называемая «wanton symbolization»).



Пост-система



Вспышки демонического присутствия порождают остывающие траектории, которые живут ограниченный срок – как следы от быстро движущегося огня некоторое время остаются там, где огня уже нет. На мгновение освещенное эфемерным смыслом сетевое пространство сохраняет привкус стройности и связности, который постепенно рассасывается.

Пост-система формируется как поле капризной активности демона, развернутое и структурированное им. В нем он действует некоторое время, подстраивая под свои цели имеющиеся в наличии элементы сети или формируя новые. В пределах пост-системы все наделено смыслом и значением, процессы протекают логично и содержательно. Но не надолго.

Пост-система – остывающий край энергии демона. Она сохраняется какое-то время и после удаления демона, но потом начинает быстро рассеиваться. Пост-системы складываются параллельно и последовательно в хаотическом ритме. Из них составляются новые карты виртуальности, чья отличительная черта -- подвижность и турбулентность. Здесь нет фиксированных параметров, четких ландшафтов, постоянных участников, ясных нормативов и закономерностей. Все условия игры постоянно динамически меняются в зависимости от того, в каком месте появляется активность демона, резко меняющая структуру пост-реальности в локальном сегменте.



Фрактал



Пейзаж пост-системы состоит из фракталов. Это фрагменты сети, кластеры виртуальности. Они одновременно дискретны и непрерывны, меняясь количественно и качественно. В каждом из фракталов есть автономные процессы, которые протекают в отрыве от обобщающих закономерностей – в каждом кластере сети царит свой собственный сезон, своя эпоха, свой этап цикла. Каждый фрактал – представляет собой одновременно нечто абсолютное и самодостаточное, и вместе с тем частичное и фрагментарное.

На линиях разломов возникают вялотекущие игры, в которых ассоциируются и диссоциируются элементы, оставленные или, наоборот, интегрированные вспышками демонической активности.



Пост-медиа



Фракталы организуются в целенаправленные потоки, которые составляют ткань трансляции. Эти волны абсурда, цепочки намеков и ускользающих от дешифровки кодов формируют главное содержание информационной среды, в которой пребывают пост-люди и пост-вещи. Лабиринты бессмысленных ассоциаций, самоотрицающих и заведомо невыполнимых приказаний, мерцающих полуистин складываются в непрерывное вещание, которое бесперебойно транслируется по сети. В этом вещании точно так же как и во всей виртуальности есть фокусы – присутствие демона (событие, случайное сочетание цветовых и звуковых колебаний и т.д.), и есть энтропические спады, где пост-человеку сообщается обескураживающе стерильная ерунда. Все происходит на одном дыхании и в ритме, исключающем рефлексию. Реакция требуется безотлагательная, без задержки, и информируемый сливается с информацией, не в силах более разотождествиться с ней. Субъект и объект информации совпадают. Каждый становится «сам себе медиа», потому что потребляет и испускает нескончаемый и нетемперированный поток сырого или произвольного обработанного бреда.

Пост-медиа основано на принципе «тщетного символизма» (так называемая «wanton symbolization»), знак указывает на обозначаемое, которое отсутствует в сфере значений, и, следовательно, знак не обозначает ничего, кроме себя самого, и тем самым приобретает абсолютное значение сам по себе. Абсолюты «тщетного символизма» мультиплицируются, наползают друг на друга, заполняя все пост-пространство и вытесняют потребителя информации как субъекта. Это -- послание в стиле ленты Мебиуса, двигаясь по непрерывной поверхности внимание попадает на противоположную сторону знака, само того не замечая, и так длится до тех пор, пока обе стороны превратятся в одну, хотя всякий раз на противоположной стороне будет присутствовать темная симметрия, создающая иллюзорное ощущение гносеологической глубины.

Пост-медиа выливаются в атмосферный язык, амбиентный дискурс, который представляет собой сплошной нечленораздельный фон, выразительный и разнообразный белый шум.

Телевидение стремится сегодня к этому состоянию, загрязненному пока еще пятнами модерна – то тут, то там, мелькнет смысл или система, логика или структура. Фразы дикторов, комментаторов и телеведущих еще не до конца замкнуты сами на себя, не зациклованы и фрактализированы. Но скорее всего это в скором времени произойдет.



Офитическое пространство



Как крот был символом капитализма (у Маркса), змея является символом постмодерна (Делез, Гваттари).

Пост-пространство постмодерна змеевидно, живо и неровно. Оно извивается, постоянно меняя конфигурацию как волны. Оно состоит из динамичных потоков информации. В этом пространстве располагаются новые страны (пост-страны), новые народы (пост-народы), новые континенты (пост-континенты), новые языки (пост-языки).



Биос некрос



В постмодерне происходит стирание граней и сплавление разнородных контекстов. Одним из ходов постмодерна является смешение жизни и смерти, создание среды «мертвой жизни» -- «биос некрос». Синтез машины и организма в киборге отражает более фундаментальную линию синтеза мертвеца, покойника и живого существа. Тематика «undead», «неумерших» показательна для духа пост-модерна. Откуда пролиферация сюжетов в стиле «ночь скачущих трупов», «возвращение армии мертвецов» и т.д. Здесь голографически отражается процесс «уловления Левиафана», как экскавация премодерна, погребенного на заре Нового времени, всплытие архаических архетипов, которые тут же улавливаются в электронные сети мировой паутины.

Актуальность приобретают темы вампиризма, которые становятся модой. Неумершие покойники и неродившиеся по-настоящему дети (клоны) наполняют собой телепространство. Переход между жизнью и смертью становится самостоятельным и самодостаточным полем действия. Равно как переход между сном и бодрствованием. Привилегированной сферой культа становится некромантия, практики взываний к «бродячим влияниям», теням.

Мертвое и живое в постмодерне принадлежат одной плоскости, не разделены никакой границей – ни эмоциональной (ужас), ни символической (кладбищенская ограда). Так как жизнь теряет основание, смерть перестает быть ее антитезой (как в модерне), превращаясь в разновидность жизни. Как в современном политкорректном языке об уродах говорят как о людях с «альтернативной внешностью», так о покойниках скоро будут говорить как о «людях, в альтернативном состоянии», чтобы не задеть их или окружающих, которым предстоит то же самое.

Из постмодерна не возможно уйти даже в смерти, так как он простирает свое парадигмальное влияние на обе области, смешивая их в одно.



Ироничная имитация (юмор), автономизация симулякра



Пост-культура постмодерна основана на сверхэксплуатации юмора, на пролиферации многомерной иронии, как в бесконечных зеркалах отражающей саму себя. Все вещи постмодерна не те, за что себя выдают. И это довольно смешно. Смешным становится все. (Дьявол известный насмешник). И то, что на самом деле смешно, и то, что совершено не смешно. Поскольку все -- игра, то все наделено ускользающим смыслом.

Постмодерн – пространство непрерывной сатурналии; все меняются ролями, полами, субъект-объектными позициями, властными функциями, возрастными параметрами, профессиональными навыками. Детский сад для взрослых, дети-менеджеры, пасторы-транссексуалы, президенты секс-рабы, политики-сотрудники варьете. Это все вызывает ироничный интерес, и сама по себе ирония становится достаточной мотивацией для диверсификации перверсий. Извращение отныне диктуется не искаженной (в сравнении с условной нормой) структурой бессознательного, но диктатурой ироничного опыта, распространенной на все. То, что не смешно и не нелепо, не может быть потреблено и включено в сеть. А значит, интерес тут же пропадает, энергия падает, начинается мгновенный энтропический кризис. Сама энтропическая депрессия -- тоже объект для насмешки, но это сброс импульса в черные дыры межсетевых кластеров.

Устанавливается когнитивный произвол – каждый волен не просто выбирать когнитивные модели, но и самостоятельно их конструировать. Все языки доступны, и каждый может легко создать свой собственный язык. Точно также с мыслительными системами: от них требуется только одного – экстравагантности. Думать надо весело, легко, чтобы было смешно самому думающему, и тем, кто с этими думами знакомится.

Юмор постмодерна технически состоит в непрерывном потоке десемантизации и ресемантизации понятий. Слово, термин, категория, высказывание, речь, дискурс искусственно лишается смысла – смешно! – потом снова наделяется новым и неожиданным смыслом – опять смешно! Этот процесс рециклируется снова и снова, и это постоянное повторение порождает эйфорию морбидного хохота, который, развертываясь, сам запутывается в своих собственных спиралях.

В языковом феномене юмора – даже традиционного – лежит возможность дистанции от привычного смысла происходящего или ложные ассоциации (часто с иным языком). Иностранный язык в какой-то момент начинает казаться смешным и странно узнаваемым, если в эту среду резко и без подготовки помещен носитель другого языка без малейших знаний. В этом есть нечто болезненное, смыслы угадываются, ложные ассоциации порождают экстравагантные домыслы. Примеры: голливудский идиш в американском языке или русский язык рыночных азербайджанцев. Когда щетинистый торговец курагой произносит с чувством «Зайка майя…», обращаясь к нанятой бабе в шерстяных рейтузах, действительно, смешно. Суть в смешении контекстов, в бредовости ситуации и одновременно в ясном угадывании ослепительно скабрезного контекста вокативной формулы. Здесь разгадка успеха еврейских юмористов: бессознательно многие русские слова вызывают в них потайные ассоциации с фрагментарными обрывками бабушкиного идиша. В частности, панибратский русский суффикс «-ка» -- «Вань-ка», «Петь-ка» и т.д. – напоминает собственные имена «Малка», «Залка», где «-ка» лишь рудименты высокого древне-еврейского торжественного «ха». Большое сползает в малое и разрывает малое снопом смеховых искр.

Язык постмодерна это хихиканье, переходящее в шипенье.

Отсюда абсолютность, тотализация моды на юмористов. Они выполняют функции когнитивной революции. Поток сознания несмешных комиков, льющийся с экранов, выполняет важнейшую функцию – так шипят офитические сети, ощупывающие планету. Юмор постмодерна – это прямое орудие глобализации.



Конспирология



Конспирология становится важным инструментом гносеологических стратегий постмодерна. В конспирологических реконструкциях неразличимо сливаются архаические мифы с критическими разоблачительными рациональными реконструкциями модерна. Результат получается экстравагантным, привлекательным, энергетичным и исполненным ироничного безумия.

Конспирология видит мир как тотальный заговор. Заговорщики и заговорщицы – иллюминаты, таинственный Комитет «Маджестик 12», зловещие создатели «Операции Монарх», серые и голубоглазые инопланетяне, члены Бильбербергского клуба и Трехсторонней комиссии, посвященные ордена «Череп и Кости», закамуфлированные под президентов и крупных политиков полуторометровые рептилии и «Вавилонские братья» (Д.Айк), выжившие в Антарктиде нацисты, бьющиеся против второй поправки к Конституции о праве на ношение оружия коммунисты, сотрудники секретных отделов ЦРУ, «черные геликоптеры» и транснациональные корпорации -- установили тайную власть над человечеством и управляют им средствами тотальной дезинформации, манипуляции, контроля над сознанием, стиранием памяти, внедрением ложных воспоминаний и т.д. Реальность подделана темными силами, которые создали глобальную матрицу, порождающую бесконечные потоки иллюзий.

Конспирологические системы множатся и перетекают друг в друга, составляя растущий сегмент маргинальной культуры, обогащаясь все более нелепыми и гротескными гипотезами, «неопровержимыми доказательствами», головокружительными подробностями.

В эпоху модерна такое чудачество также существовало на обочине социума, представляя собой эксцентричное гетто остатков традиционного общества или душевнобольных с вышедшим из-под контроля подсознательным. Но в постмодерне Конспирология покидает границы кунсткамеры, выплескивается в широкие массы.

Сериал «Секретные досье» (X-files) с агентами Малдером и Скалли представляют собой иллюстрированную энциклопедию конспирологических версией, серия за серией продолжая причудливую экспозицию подозрений, разоблачений, догадок, страшных открытий. Фильм «Теория заговора» с Мелом Гибсоном обобщает конспирологическую эпопею, делая главным героем совершенно безумного на первый взгляд конспиролога, который, в конце концов, оказывается ближе всех остальных к неприятной истине. И наконец, культовый фильм «Матрица» рисует полностью поддельную вселенную, где машинные технологии управляют пост-человеческими биомассами, высасывая из них жизненную энергию и давая взамен стерильные панорамы образов, предельно точно имитирующих реальную жизнь. Против машинных сил «Матрицы» бьются нонконформисты-инсургенты, разоблачающие ее иллюзию и призывающие пост-людей к восстанию и возвращению из постмодерна в модерн (вперемежку с премодерном – свальные танцы в пещерах «Матрицы-2»). Герой «Матрицы» Нео носит вполне старообрядческий кафтан. В фильмах Родригеса «Дети-шпионы» и «Дети-шпионы-2» конспирологический нарратив достигает апогея, окончательно утрачивая содержание, но оттачивая до предела хаотический поток блистательного и зрелищного бреда.

Сегодня конспирология не просто альтернативная доминирующей рациональности иррациональная передышка. Все серьезнее. Маргинальный делирий впитывается магистральной культурой, коммерчески тиражируется, вбрасывается в глобальные циркуляционные сети, где вокруг этих тем вращаются образы, тексты, огромные деньги, культурные дискуссии. И в таком виде импульс снова возвращается обратно к самим конспирологам. Теперь уже активист «альтернативных» (конспирологических) медиа Ури Довбенко пишет книгу рецензий на фильмы с конспирологическими сюжетами -- «Hoodwinked: Watching Movies With Eyes Wide Open» («Под колпаком: смотреть кино открытыми глазами»), где показывает как ««Матрица» сознательно выдает свои собственные секреты для того, чтобы лучше их скрыть, и открыто рассказывает о своем существовании, чтобы все перестали в нее верить». Конспирологическая диалектика поднимается на следующий виток, и масс-культура интенсифицирует свой ироничный диалог с маргинализмом, альтернативщиками и неполитикорректными лунатиками.

Matrix has you.



Отношение к постмодерну



Здесь стоит задать вопрос: как относиться к постмодерну? Ответ крайне непростой.

Традиционалист видит главного врага в модерне, так как модерн систематически, последовательно и с программной жесткостью уничтожает традиционное общество, десакрализует реальность. Поэтому, когда модерн заканчивается и напряженность гонений на Традицию ослабевает, создается поверхностное впечатление, что структуры Традиции могут развернуться снова, выпущенные из-под спуда. Благодаря постмодерну. Именно по этой логике и опасаясь такого поворота, ряд наиболее последовательных модернистов (Ю.Хабермас, Э.Гидденс и т.д.) объявил постмодерну войну, как «предательству духа Просвещения». Если понимать под постмодерном окончание модернистического прессинга на Традицию, то традиционалисты этому должны были бы радоваться, а модернисты – возмущаться. На определенном уровне так оно и есть.

Но с другой стороны, постмодерн ни коим образом не намерен давать премодерну возможности реабилитироваться и утверждать экспансивно свои структуры и свои смыслы. Его (досрочное) освобождение из подполья является условным и обставлено многими ограничениями. Премодерн признается постмодерном лишь частично – в расчлененной форме, как перемешенный и дезориентированный шипящий хаос слепых энергий. Американский писатель Говард Филипс Лавкрафт, создатель сумеречной мифологии, вывел на вершине иерархии подводных рас зловещие фигуры слепых богов, богов-идиотов – Азатота, Йог-Сотота и других. Это «предшествующая» сакральность, лишенная последовательного языка. Подводных богов-идиотов силится уловить постмодерн в свои сети, но только для того, чтобы вычерпать из них древнюю энергию, а отнюдь не для того, чтобы предложить им вернуть зрение, разум и власть. И в этом постмодерн вполне солидарен с основной линией модерна – по сути, он хочет добить сакральное, притаившееся в сфере бессознательного в эпоху прямых гонений (Новое время), выманить его наружу и перемолоть в сетевых кофемолках (Java). Та часть модерна, которая распознает сущность стратегии постмодерна и достаточно авангардна, чтобы делать шаг вперед, плавно перетекает в него, воспринимая как апофеоз своей собственной миссии.

Поворачиваясь лицом к премодерну, постмодерн излучает приглашение к модернизации, но этот процесс отныне должен проходить ускоренно, стремительно перерастая в постмодернизацию. Скорость и интенсивность процессов здесь играют решающую роль. Грань между модернизацией и постмодернизацией очень тонка. Она фиксируется в тот момент, когда активная сила модернизации внезапно перестает формально противостоять архаике и премодерну, и довольно уверенно инкорпорирует его в свою собственную систему. Наглядно этот процесс прослеживается в эволюции американских неоконсерваторов от антисоветского отроцкизма к лево-либеральной демократии и далее к право-республиканскому глобализму и неоимпериализму. В современной России тот же процесс – уже в ускоренном темпе – протекал в 90-е. Коммунистические аппаратчики и комсомольские активисты стремительно превратились в либералов (модернизация), а затем – в конце 90-х -- в консерваторов (постмодернизация). Отмена давления на архаическую традиционалистскую составляющую ни в США, ни в России так и не прекращалась, только в один момент модернистические гонители премодерна сами оказались в позиции «традиционалистов», тогда как настоящие традиционалисты так и остались в своем гетто – в начале под предлогом неприемлемости и экстравагантности их идеологии, а потом в силу ее же банальности и общепризнанности. И уже растерянный фундаментальный американский консерватор Пэт Бьюкенен критикует империализм неоконсерваторов, вчерашних троцкистов, захвативших сегодня полноту власти в США под эгидой ультраимпериалистической и право-республиканской стратегии. Аналогичная ситуация с «православными ястребами Путина» - вчерашними «либералами», позавчерашними «коммунистами».

Однако процесс установления постмодерна после окончания миссии модерна несет в себе определенные риски и имеет слабые места. Есть в этом что-то от ситуации, описанной Хэменгуэем в повести «Старик и море». Ловля гигантской рыбы может унести укротителей в непредсказуемые водные просторы. Игра с затопленными континентами сакрального, эвокация слепых богов, освобождение – пусть обусловленное и частичное – архаических пластов бессознательного, пробуждение мертвецов и создание биомеханических монстров операция чрезвычайно опасная. Тем более, что премодерну терять особенно нечего, так как в модерне у него не было вообще никакого шанса.

Постмодерн сдает карты по-новому. И каждая парадигма приглашается к странному, опасному и увлекательному диалогу. Архаическое в постмодерне по сути ничего не теряет, оно уже все потеряло в модерне. И если оно как-то приспособилось к модерну в пассивно-бессознательном состоянии (археомодерн), это непринципиально – судьба его была предрешена. Постмодерн вытаскивает архаическое из его нор, давая ироничное право на стремительную вспышку бытия – даже если за этим последует немедленная гибель, попробовать стоит. По сути, гибель уже и так произошла.

И наконец, ситуация постмодерна -- данность. Эта парадигма накатывается на нас стремительно, хотим мы этого или не хотим. Мы свободны оценивать ее по-разному, но в отношении понимания ее сущности все довольно просто: либо мы понимаем, что происходит, либо не понимаем. Тот, кто понимает, тот воспринимает вызов ситуации постмодерна субъектно и сознательно, полноценно. Тот, кто не понимает, того сметает волна постмодернистического цунами, и пузырящиеся воронки играют им по своей прихоти.

Прежде чем определять свое отношение к ситуации постмодерна, ее следует осознать. Время, отпущенное на этот процесс, весьма ограничено. В какой-то момент раздастся финальный свисток, и кто-то громко и пронзительно захохочет. Это будет знак.



Приложение:



Новая Метафизика в ситуации постмодерна



Статья «Сверхчеловек»



Новая Метафизика, описывающая онтологическую ситуацию предельного отчаяния и полностью богооставленного мира, сложилась в моем сознании в начале-середине 80-х годов под впечатлением освоения традиционалистской мысли (Генон, Эвола, Шуон и т.д.) в условиях позднего советизма. Увлекшись герметической традицией, я попросил в магазине химикатов серу, ртуть и соль, на что продавцы мне нелюбезно ответили, что ничего из перечисленного у них нет, и вообще все отпускается учреждениям только по талонам. Талонов у меня не было, не было и учреждения. Впервые я описал подходы к «новой метафизике» в неопубликованной статье «Сверхчеловек» (1985). Смысл статьи сводился к размышлениям относительно ницшеанского определения «сверхчеловека», на котором в «Оседлать Тигра» подробно останавливается Эвола. – «Победитель Бога и ничто». Я толковал эту формулу, как сущность особой метафизической программы.

«Бог умер, -- восклицает безумец у Ницше, -- Вы убили его, вы и я.» Человек победил Бога, и Бог отступил. Это десакрализация. Сакральное удалилось. Что осталось? Ничего. Ведь в сакральном была суть всего, средоточие бытия. Так после смерти Бога (победы над Богом) обнаружилось ничто, «современный нигилизм» (Ницше).

Сверхчеловек – тот, кто делает два шага преодоления – преодоление Бога (как внешнего абсолюта) и преодоления ничто, как пространства обезбоженной десакрализированной пустотной реальности, обнаружившей свой энтропический статус после удаления бытия. Сверхчеловек может сделать два этих шага, только интериоризировав Абсолют, обнаружив источник сакрального в самом себе – причем сакрального не заимствованного и не по соучастию, а самопроизвольно и суверенно утвержденного через испытание тотальной пустотой, пройдя через ничто.

Конец эпохи Бога – переход от премодерна к модерну. Преодоление традиционного общества дает модерн. Далее обнажается ничто. Это ничто – модерн, его действие, направленное против бытия как средоточия сакрального, а другого бытия нет. Преодоление ничто – второй шаг – порождает сверхчеловека. Это особое качество, которого нет ни в Традиции, ни в современности. Из такого анализа следует, что сверхчеловек – это фигура постмодерна. Причем ключевая фигура, если смотреть на постмодерн не глазами самого постмодерна, а глазами Традиции, которая – пусть и бессильно – но предельно точно осознает смысл происходящих сдвигов по шкале премодерн-модерн-постмодерн.

По сути статья «Сверхчеловек» была и остается основой моей метафизической программы в течение последних 20 лет.

Чуть позже (1986-1987) я решил развить основные положения этой статьи в более развернутом труде «Тамплиеры Иного». Книга получилась слишком концентрированной, и как упрощенное пояснительное введение к ней я в 1988 написал «Пути Абсолюта», а потом в качестве пояснения к «Путям Абсолюта» и как проекции некоторых отдельных положений применительно к более частным областям остальные книги – вплоть до современных политологических циклов статей и заметок о российской поп-музыке (9)(о группе «Тату» и т.д.). Все это содержалось уже имплицитно в первой статьей «Сверхчеловек».

В книге «Тамплиеры Иного» Новая Метафизика описывается более детально (хотя и довольно громоздко, на брутальном тяжелом языке, полностью лишенном всякого изящества).

Скупые тезисы статьи «Сверхчеловек» выливаются в метафизическую картину.



Краткое содержание «Тамплиеров Иного»



Мы живем в мире Смешения, которое возникло из-за того, что связи между Причиной и следствием искажены и извращены. Это порождает нигилизм, удаление Сакрального и дезонтологизацию. Вещи, оторвавшись от корней, искажаются до неузнаваемости. Современность – это финал деградации, и почти ничего не осталось.

Из реальности исчезает мужское начало. Порождающее-охраняющее-уничтожающее. Герой мертв. В мире есть только Трагедия.

Но как Причина позволила следствиям оторваться? Как Бог дал себя убить? Как сакральное согласилось удалиться? Ведь нет инстанции, высшей, чем высочайшее…

Видимо все-таки есть, раз все развивается именно так, как развивается. И эта тайная высочайшая инстанция, которая выше, чем самое высокое, издала декрет о векторе десакрализации, приказала бытию умалять себя, а сакральности -- распылять себя. Эту инстанцию интересовало дно бытия, в котором она искала тайную жемчужину. Для того чтобы найти ее, надо было выпарить сладкие воды жизни, погасить жар онтологической ритмики. Это и произошло, а значит, тайная рука направляла с высочайшего верха весь путь мира к Смешению, Извращению и вырождению. Конец Света был задуман еще до его начала, и значит не меньше, если не больше, чем само это начало. Иными словами, в сердце бытия есть странная воля создать территорию, свободную от него самого. Эта территория – ничто современного мира – создана. Постонтологические условия наступили.

Все было унесено потоком энтропии в небытие. И все потеряло голову. Единственное, что не потеряло голову, это горчичное зерно в заснеженной Москве с томиком Генона и книгами Ницше, сжатое выше выносимой плотности, не существующее, неизвестное, тотально исключенное, с бытием не крупнее спичечной головки. В этой точечке и загорелась холодная догадка о сверхчеловеке и Новой Метафизике, о том, что все это далеко не случайно.

Определив оперативные параметры ничто, Новая Метафизика стала развертываться в обратном направлении. Уверенно явилась мысль о Радикальном Субъекте.



Пробуждение Радикального Субъекта



Радикальный Субъект - это актор Новой Метафизики, ее полюс. Радикальный Субъект появляется тогда, когда уже поздно, и все остальные исчезли. Он не может появиться, потому что он не запланирован. Его пробуждает Постсакральная Воля. Постсакральная Воля это нечто, что не совпадает с сакральным, но не совпадает и с ничто. – Это главный атрибут сверхчеловека. Вне сакрального есть только ничто. Значит, Постсакральной Воли нет, но она есть. И в таком режиме она только и может существовать.

Постакральная Воля пробуждает Радикального Субъекта, и его пробуждение творит Невозможную Реальность. В «Тамплиерах Пролетариата» достаточно подробно описывается как проходит пробуждение, как творится Невозможная Реальность и какие жесты осуществляет Радикальный Субъект. Он в чем-то восстанавливает сакральное, возвращает бытие, но в чем-то нет. Все определения Новой Метафизики балансируют на лезвии. Там явно нагнетена определенная исступленная мысль и разъяренная воля, но ее непросто схватить и расшифровать.

Здесь не место описывать нюансы. И пока не время. К трем основным понятиям Новой Метафизики – Радикальный Субъект, Постсакральная Воля и Невозможная Реальность -- быть может, следует сегодня добавить еще внушительные, но столь же неточные понятия – Бесконечный Конец (пан-эсхатон) и Исступленное Царство (экстатическая империя), которые расширяют синонимический ряд Невозможной Реальности.



Новая Метафизика и постмодерн



Очевидно, или почти очевидно, что метафизическое описание ситуации постмодерна как-то явно перекликается с параметрами Новой Метафизики и ее основными понятиями. Культуртрегерский цикл от комментариев к статье «Сверхчеловек» через «Тамплиеры Иного», «Пути Абсолюта», «Мистерии Евразии», номера «Милого Ангела» и «Элементов», «Метафизику Благой Вести», «Консервативную Революцию», «Основы Геополитики», «Тамплиеров Пролетариата», «Русскую Вещь», «Эволюцию парадигмальных оснований науки» вплоть до «Философии Традиционализма» и «Философии Политики» принципиально завершен, хотя к каждой из тем и подтем можно свободно добавлять пояснительные экспозиции. В общих чертах Opus закончен, и все снова упирается в радикальный диагноз, данный в Новой Метафизике. Для таких реалий 20 лет не время, mais quand meme… Происходит возврат к тематике «Сверхчеловека».

Новая Метафизика резонирует именно с постмодерном. Между ней и постмодерном существует глубинная связь. Ясно, что это не субпродукт постмодерна, и ясно, что это не его синоним. О связи говорить можно и наверняка. Характер этой связи предстоит выяснить(10). Некоторые операционные модули налицо, но стихия постмодерна требует к себе повышенного внимания. Пока ее парадигма до конца не прояснена, не лишним будет описывать и исследовать ее снова и снова.

Делая это, мы будем приближаться к Новой Метафизике, но не прямо, а по спирали, вращаясь вокруг ее оси – называем ли мы ее прямо, или нет. Подспудно она всегда с нами, все эти годы. Видимо, на века вперед и назад, если не перпендикулярно векам.



Сноски



(1) См. А.Г.Дугин «Философия традиционализма», М. 2002

(2) Позднее автор описал более систематически это явление как «археомодерн».

(3) См. А.Г.Дугин «Философия традиционализма», указ. соч.

(4) См. А.Г.Дугин «Философия традиционализма», указ. соч.

(5) Cм. А.Г.Дугин «Философия традиционализма», указ. соч., а также Jean-Marc Vivenza - «Le Dictionnaire de Rene », Paris, 2002)

(6) См. Дж. Хорган «Конец науки»М, 2002.

(7) См. А.Г.Дугин «Философия традиционализма» -- главы о антропологии и А.Г. Дугин «Философия политики», М., 2003 -- глава о «Политической антропологии».

(8) » См. А.Негри, М.Хардт «Империя», М. 2004.

(9) А.Г.Дугин «Поп-культура и знаки времени» СПб, 2005

(10) Существенные уточнения относительно этой связи были даны в книге А.Г.Дугин «Постфилософия» . М. 2008

Глава 2. ПОСТПРОСТРАНСТВО И ЧЕРНЫЕ ЧУДЕСА



Часть 1. Причины, цели, чудеса



Три парадигмы: напоминание о методе и важность постмодерна



Несмотря на то, что в названии фигурирует вначале «Постпространство», а потом уже «черные чудеса», порядок изложения тем будет обратным: вначале мы обсудим черные чудеса, а потом постпространство.

Хочу обратить внимание на методологию изложения: следует постоянно иметь в виду парадигмальный подход, который лежит в основе этой книги.

Напоминаю кратко: существуют парадигма премодерна (традиционное общество), парадигма модерна (посттрадиционное, современное общество) и парадигма постмодерна — та самая странная парадигма, которой, в принципе, не может быть, но которая есть. Она-то нас и интересует более всего.

Парадигма постмодерна никем толком не описана. Я недавно решил полистать литературу по постмодерну, и оказалось, что большая часть — это материалы абортивного рода. Но, тем не менее, тематика сверхинтересная, и штрихами она намечена во французской школе. Те, кто полагает, что тема хорошо изучена, заведомо дисквалифицированы, они вообще не понимают, о чем идет речь. Преодолеть постмодерн с наскоку невозможно, также как было невозможно преодолеть Новое время, даже еще сложнее. При этом никакой ортодоксии в вопросе изучения постмодерна не существует, поэтому это явление мы должны снова и снова продумывать практически с нуля. Несмотря на то, что об этих вещах написаны уже тонны книг, самого главного не сказан и близко. Постмодерн нужно изучать так, как будто никто о нем ничего не слышал или слышал какие-то обрывки.

Если мы не поймем, что такое Постмодерн, то не поймем, что такое Радикальный Субъект и Конец Света, а это очень важно понять.



Понятие причины и цели: почему? и зачем?



Итак, к делу. Что такое причина, цель и чудеса?

В русском языке мы обычно не делаем большого различия между вопросом «почему?» и вопросом «зачем?», в принципе, это для нас кажется почти одним и тем же. Но с точки зрения философской, это абсолютно разные вещи. «Почему?» отсылает нас к причинам — почему произошло то-то и то-то, «зачем?» — к целям происходящего.

На базе разбора этих философских понятий — причины и цели — можно проследить, что такое чудо, и как оно понимается в рамках наших трех парадигм. Так мы и подходим к тому, что мы назвали«черными чудесами» — к той эксплозии постмодернистической виртуальной квазионтологии, которая составляет экстатический привкус постсовременности.



Причина и цель в премодерне (манифестационизм)



Парадигма премодерна включает в себя манифестационизм и креационизм (1). Рассмотрим манифестационизм – более примордиальную форму Традиции.

В парадигме манифестационизма нет представления о жесткой причинной обусловленности явлений. Явление -- человек, существо, мир, ветер, звезды -- есть, а их причины, строго говоря, может и не быть. Причина человека Традиции (манифестационизма) особенно не заботит. Почему звезды светят — это не так принципиально, а вот зачем они светят — это другое дело. Цель есть. Эта одна из главных тем философии Аристотеля -- то, что больше всего интересовало древнегреческих философов манифестационистского толка — цель, telos.



Энтелехия



Аристотель использует специальный термин — «энтелехия» — «наличие цели в себе». Энтелехия — это наличие цели. Каждая вещь, с точки зрения манифестационизма, несет в себе свою собственную цель, свой собственный смысл. Вещь в своем высшем измерении, в своем идеальном архетипе, в своем предназначении и есть этот telos, эта цель. А причинная цепочка, которая ведет к достижению этой цели, может варьироваться, и , в конечном счете, произвольна. Генезис (происхождение) направлен к вполне определенной цели, а причинные цепи, которая ведет к ее достижению, могут быть взаимозаменяемы. В этом смысл понятия судьбы, рока, фатума, а позже христианского понятия Промысла.

Например, человек пошел на улицу, поскользнулся, упал, его переехало трамваем, и он умер. «Пошел на улицу» -- это причина. Казалось бы, «не пошел» бы — не умер. Но с точки зрения энтелехии, поскольку смерть человека в данный конкретный момент является целью (исполнением судьбы), то он может не пойти на улицу, но решит принять ванну, у него случится сердечный приступ, он захлебнется и умрет. То есть умрет в любом случае. А пойдет он на улицу или не пойдет — не важно. Какая бы ни была причина смерти, именно смерть является смыслом данного эпизода человеческой жизни. Или другой пример, пошел юноша на дискотеку, влюбился, поженился, дети родились. Не пошел на дискотеку — всё равно влюбился в продавщицу цветов, женился, всё равно дети… Telos превалирует над причиной.

Таким образом, в мышлении человека энтелехийного не так принципиально, почему произошло то или иное событие, и соответственно, на выяснение причин определенного события, на продумывание логических цепочек, ведущих к какому-то конкретному результату древние особо много времени не тратили. Основное внимание человека Традиции было сосредоточено на телосе, на цели, на смысле: если нечто есть, значит, у него заведомо есть некий смысл. И именно смысл, который несет в себе вещь, явление, событие, как раз и завораживал внимание людей премодерна, а логическая цепочка предшествования могла быть произвольной.

В парадигме премодерна основное значение имеет вопрос «зачем?». Он принципиален и вполне конкретен, а вопрос «почему?» второстепенен.



Отщепенцы из Абдер



В древнегреческой досократической философии никто, как правило, не задавал вопроса о причинности явлений, но очень много говорили о целях явлений. Кроме одной подозрительной группировки мыслителей из фракийского города Абдеры. Всё в пресократической философии, что носит подозрительный, очень тревожный и зловредный характер связано с этим городом — Абдеры. Оттуда вышла самая мразь, которую только можно себе представить — атомисты Левкипп, Демокрит, и даже софист Горгий, утверждавший, что мир создан из ничто, тоже оттуда. Куда ни плюнь — приходишь в Абдеры. Это единственная группка философов-атомистов, которые задумывались о том, не зачем, а почему возникла Вселенная, что вообще никого тогда не волновало: не волновало Ксенофонта, Анаксимена, Анаксимандра, Гераклита, Фалеса, Эмпедокла, Парменида, вообще никого, а эту группировку из Абдер волновало. Но это особый вопрос, какие страшные вещи должны были происходит по ночам во Фракии, что люди там задавались вопросом «почему?», хотя в то время все нормальные люди в Греции задавались вопросом «зачем?».



Почему? и зачем? в модерне



Приходит парадигма модерна. Все знаки меняются на противоположные. Мы много раз говорили об оппозиционности языка современности и языка Традиции.

С точки зрения модерна, отношения между вопросами «почему?» и «зачем?» переворачиваются. В философии современности (современности в парадигмальном, а не временн?м смысле) всё строго наоборот: существует вопрос «почему?», но не существует «зачем?». Каждое явление очень строго детерминировано: из столкновения одной частицы с другой обязательно вылетит третья, либо энергия появится, либо она подвергнется энтропии, либо произойдет что-то еще, предопределяющее последующие траектории. Если первая и вторая частицы не столкнутся между собой, то третья никогда и ни при каких обстоятельствах не вылетит, энергия не увеличится и не уменьшится, и чего-то еще тоже не произойдет... Но когда становится вопрос, зачем третья частица должна вылетать из столкновения этих двух, люди современности (модерна) разводят руками и говорят:
цитирай
34. анонимен - БРЗО
04.11.2012 13:50
Иво ти на психиатър бил ли си бе ? ха-ха-ха
цитирай
35. atilla - C*
08.11.2012 16:17
+
цитирай
36. lambo - Всяка отстъпка е израз на слабост и СТРАХ
18.11.2012 23:27
Точно така я разбират и ислямистите. И са прави.

Всяка поредна отстъпка пред тях ги убеждава, че техния Аллах е по-силния, че те ще наследят цялата Земя след като унищожат "гяурите"

Ислямиститв само за 60 години, след като започнаха да се заселват в Европа в началото на 50-те години, станаха 20 % от населението на Стария континент

- Те имат едно мощно оръжие - СВРЪХРАЖДАЕМОСТА
- Но зад тази свръх-раждаемост стоят щедрите детски и помощи за всяко родено ислямистче, които се плащат от работещите "гяури"
- А пък зад въпросните детски и помощи стои "Отровено Общество" на унгарския ром Шорош
- И накрая зад Шорош вече отчетливо се очертават силуетите, на старите смъртни врагове на християнските народи > юдеохазарите от ФЕД, СБ и МВФ
Rotschild, Goldman, Leman, Kuun, Lazar, Mojzes, Wartburg
цитирай
Търсене

За този блог
Автор: ivoberov
Категория: Лични дневници
Прочетен: 7807107
Постинги: 207
Коментари: 8911
Гласове: 15102
Календар
«  Март, 2024  
ПВСЧПСН
123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031